Россия в годы Первой мировой войны: экономическое положение, социальные процессы, политический кризис

Впрочем, фронтовиками Приказ № 1 был воспринят далеко не однозначно. 8 марта генерал А.Е. Снесарев сообщал, что в Киеве командир запасного батальона, которому было поручено доставить на фронт 8 тыс. новобранцев, не смог этого сделать: «все разошлись: часть по деревням, часть по Киеву». Но были и противоположные крайности: один солдат обиделся, когда полковник Швамберг в соответствии с Приказом № 1 обратился к нему на «Вы». Для этого солдата, не отрешившегося от патерналистских представлений, этот полковник становился чужим. Но были заметны и другие последствия Приказа: «сапер-солдат: руки в штаны, во рту папироса» — так он понял наступившую свободу. Снесарев даже написал Гучкову: «Армия не поймет новых идей, начнутся шатания, рознь…»^{2363} Действительно, некоторые солдаты-гвардейцы жаловались политикам: «Вы просили нас свергнуть старую власть. Мы это сделали. Так дайте же нам новую власть и порядок. Разве без дисциплины может быть войско»^{2364}.

Временному правительству в любом случае пришлось бы признать Приказ № 1. Дело в том, что одним из принципиальных «Оснований» своей деятельности правительственный кабинет сделал «неразоружение и невывод из Петрограда воинских частей, принимавших участие в революционном движении»^{2365}. У новой власти, трепетавшей перед угрозой контрреволюции, не оказалось выбора. Гучков в связи с этим заявил, что теперь петроградский гарнизон «будет держать нас в плену»^{2366}. Так и случилось. Ни появление приказа № 114 (по военному ведомству), ни объявление Петроградским Советом «уточняющих» приказов № 2 и 3 не добавили ясности в представления солдат о новой гражданско-военной субординации. С другой стороны, «солдатская тема» позволяла Совету давить на Временное правительство. В результате Гучкову пришлось уволить до 60% высших офицеров, включая 8 генералов, командовавших фронтами и армиями, 35 из 68 командиров корпусов и 75 из 240 начальников дивизий^{2367}.

Скоро обнаружилось, что число заболеваний среди солдат «неожиданно» увеличилось на 120%, среднее число зарегистрированных в месяц дезертиров возросло на 400%. Резко возросло число «самовольщиков»^{2368}.

«Русский солдат — величественен, красив и чуден, когда он держится в узде железной дисциплины… но, выпущенный из рук и занятый делами посторонними, он — ужасен», — писал А.Е. Снесарев. И все шло к тому, что «одна крупная неудача на фронте — и из Свободной России моментально получится Разнузданная Россия»^{2369}. В своих опасениях он был не одинок. Многие понимали, что низы искали своих «настоящих» лидеров, но интеллигенция не могла их дать.

Революционная «зараза» распространялась стремительно. 12 марта военный парад на Красной площади прошел вполне организованно, но на плакатах уже появились лозунги «Мир без аннексий и контрибуций!» Девиз европейского социалистического движения стал еще одним инструментом тотального разложения русской армии. Демократия в России, как всегда, понималась по-своему.

5. Революция и слухи (В.Б. Аксенов, В.П. Булдаков)

Революциям, чтобы распалить себя, нужен сильный, коварный и вездесущий враг — его образ создавали слухи. В дни революции среди демонстрантов распространилось поверье, что полиция стреляла по ним из пулеметов, да еще и с крыш домов. Последнее ничем не подтверждается, большинство полицейских чинов пулеметов в глаза не видело, тащить «максимы» и «льюисы» на крыши было проблематично. За этим стояло желание придать свергнутой власти черты дьявольски-изощренной и могущественной репрессивности^{2370}.

После победы революции апогеем обывательских страхов стала массовая истерия, охватившая жителей обеих столиц, относительно слухов о «черных авто». Они якобы появлялись по ночам в разных частях города и расстреливали обывателей и милиционеров. Между тем в условиях войны была проведена ревизия всего моторного транспорта, а затем и его реквизиция у частных лиц для передачи в пользование государственных и общественных организаций, обеспечивавших нужды военного времени. Неучтенных, бесхозных моторов в стране, а тем более в столице, не было. Тем не менее россказни о «черных авто» подхватывались представителями самых разных социальных слоев. Первое известие о них датируется 2 марта. «Появился в Петербурге некий “черный автомобиль”… стрелявший в прохожих чуть ли не из пулемета». На деле все было проще. «Со стороны Владимирской площади, откуда доносятся выстрелы, несутся автомобили-грузовики, наполненные вооруженными рабочими и солдатами; огромные красные флаги, крики “ура” и стрельба в воздух… — записал в дневнике искусствовед Н.Н. Пунин. — Автомобили непрерывно носятся по Загородному…»^{2371}