Рћ чем эта РєРЅРёРіР°? Детский вопрос… РќРѕ РёРЅРѕРіРґР° звучащий РІ далеко недетских ситуациях. Эту РєРЅРёРіСѓ искали Сѓ меня РїРѕРІСЃСЋРґСѓ. РџРѕРєР° сидел РІ тюрьме – удалось РєРѕРµ-что переслать РЅР° волю, что тут же было фрагментами опубликовано. Р' лагере РёР·-Р·Р° этого возникли проблемы – слишком пристальное внимание, "красная полоса" РїРѕ Р·РІРѕРЅРєСѓ "сверху", как РѕСЃРѕР±Рѕ опасному преступнику, Рё так далее… Тщательные обыски, периодическое изымание оперотделом всего – вещей, РєРЅРёРі, рукописей, писем… Чтоб знать – что РѕРЅ там пишет РѕСЃРѕР±Рѕ опасное… Заведующий оперотделом, капитан каких-то там РІРѕР№СЃРє Давид Сергеевич (всем Р±С‹ писателям таких читателей – рвущих свеженькое, РїСЂСЏРјРѕ РёР· рук…) грыз СЃ упорством, как карандаш, РѕРґРёРЅ постоянный РІРѕРїСЂРѕСЃ – Рѕ чем ты там пишешь? – Рћ рыбалке, Давид Сергеевич, Рѕ рыбалке… РћРЅ РЅРµ верил. РџСЂРёС…РѕРґРёР», изымал (РЅРµ зная, что изымает уже совсем РґСЂСѓРіСѓСЋ РєРЅРёРіСѓ, написанную РЅР° лагере, Р° ищет-то РїРѕ чьей-то наводке эту, первую). Р'СЃРµ выходные тратил РЅР° бесконечные неудобные для него местные топонимы, этнографические СЌРєСЃРєСѓСЂСЃС‹ РІ прошлое моей земли, воспоминания детства, сложное кружево родственных отношений, – Рё РЅРµ найдя ничего, вынужден был возвращать обратно, СЃРѕ РІР·РґРѕС…РѕРј: – Признайся… Ведь опять написал что-то… Такое… РќСѓ РѕР±СЉСЏСЃРЅРё, почему же РјРЅРµ Р·РІРѕРЅСЏС' Рё РіРѕРІРѕСЂСЏС', чтоб СЏ контролировал РІСЃРµ "РѕС' Рё РґРѕ"... Что ты там такое натворил? – РЇ? Давид Сергеевич… Ничего. Сами знаете. Дело РјРѕРµ почитайте… РќСѓ что, отдаем рукописи… – Да бери! – машет опер СЂСѓРєРѕР№, шепча вослед. – Враг государства, блин… Так Рѕ чем РєРЅРёРіР°? Чтоб ее пересказать, нужна СЂРѕРІРЅРѕ такая же – РІРѕС' РІ чем необъяснимый фокус этого детского РІРѕРїСЂРѕСЃР°. РќРѕ для чего РѕРЅР°? Р' РґРІСѓС… словах – чтоб РЅРµ боялись. Р
Политика / Образование и наука18+Россия в неволе. Современные хроники
Свобода, воля – дорогой дар, который как воздух – не замечаешь, когда им дышишь вволю. Многие полагают, что свобода – это возможность делать что угодно в любом направлении, но только в заключении, в заточении, в пещере – понимаешь, какая это иллюзия: можно и свободным быть, будучи замурованным в четырех стенах, и рабом на "воле".
В Псково-Печорской лавре были отшельники, которые сами откапывали себе кельи, в глубине пещер, а для связи с миром оставляли во вновь замурованной стене своего последнего земного пристанища отверстие размером в кирпич. В это отверстие им подавали еду или нечто необходимое. А иногда приходили к этому оконцу – а оно уже заложено изнутри. И это были не какие-то незаметные никчемные бездельники – это были лучшие, добровольно избравшие этот тесный путь.
Вынужденная изоляция – другое дело. Здесь рвутся сердца, разыгрываются маленькие трагедии и драмы. Это заключенный в непрочную бетонную коробочку с метровой толщины стенами опаснейший ядерный материал – люди – который общество неосознанно пытается захоронить заживо, чернобыльский могильник, вместе с теми, кто там оказался. Общество – неосознанно, инстинктивно, верхушка власти – вполне планово и цинично, отстраненно наблюдая, как эта мясорубка перемалывает Россию, превращая еще недавно единый русский народ в фарш, в нарезку из "ментов" и "людей в законе", "пацанов", "мусоров", "обиженных", "первоходок", "откинувшихся или нагнанных", "фартовых" и невезучих, "закрытых по безику (беспределу)", "шерстяных", "черных" и "красных" – всех виновных и безвинно осужденных, страдающих "заслуженно" и попавших в переплет "чисто случайно".
Челюсти непомерно растущего репрессивного аппарата неустанно мелют изо дня в день все большее количество человеческого материала, одновременно укрепляя свой раковый механизм все новыми винтиками – вот киргизское несколькотысячное пополнение влилось в московскую фалангу мышино-голубых наемников, вот чеченский батальон, еще недавно амнистированных горцев, рвется навести порядок в проснувшейся на миг Карелии, и напротив – северяне все едут, опустошая на обратном пути запасы вагонов-ресторанов, в бесконечные "командировки":
Это Россия в неволе – каждый ее житель связан кровными узами с этими, постоянно растущими и стимулируемыми к новому злокачественному росту, лагерями антагонистов. И чем больше ядерного топлива внутри неуправляемого могильника, тем больше нужно цемента на заплаты. Иначе – неконтролируемый, слепой и беспощадный взрыв, которого нужно обязательно избежать – вот порочная чернобыльская логика, внушаемая обществу "разбитых фонарей", живущему "тайнами следствия", встающему в стойку когда "суд идет", бесконечный криминальный тупик… Но правда ли, что Россия так криминальна, что не может без "чрезвычайных происшествий" и "дорожных патрулей"? Мы обречены на десятилетия криминальной агонии – так ли это? Какой бы ни был здесь человек – злой, весёлый, спокойный – но во сне у всех лицо страдальческое, скорбное, детски-огорченное. Какой бы ни был заправский матерщинник – а закрыл глаза, потекла "контролька"[1], и зачастую проглядывает плохо прикрытое детское чувство беззащитности.
Часть первая.
# 1. Сотовый телефон, соотношение цены и качества (ст. 161,162)