Россия в неволе

Продольный, сверив данные с описью передачи, начинает просовывать через кормяк пакеты: печенье, сало, хлеб, носки, футболки, помидоры, зелень, ручки, майонез, сухое молоко, конфеты, конверты – всё вперемешку, быстро – Вихорь, нагрузив себе на руки, как вязанку дров, бегает, складывает все к себе на шконарь, по пути одергивая Совенка, который первым делом, еще не до конца проснувшись, не умывшись – положил сигарету в зубы: – Коля, Коля! Распишись, распишись. Получил, дату, подпись! Получил, дату, подпись…

Сонный Совенок мычит, берет в руки опись, аккуратно заполненную бабушкой: "футболка синяя с красной надписью", "немного зелени и петрушки", и, немного морщась от таких формулировок, улыбается: – Бабушка… Жвачка "Стиморол" без сахара, ага… – и не дочитав, подмахивает, расслабляется, спрашивает Репу: – Репа, будешь курить "Бонд" красный? – и хотя Репа и так курит, сует ему пачку.

– Таксист, на держи! – сразу две пачки "Балканки" идут Таксисту.

Никто, кроме Вихоря, не спешит ему на помощь – это его, Совенка, долгожданная дачка, которую он уже несколько недель поминал, волнуясь – что-то бабушка давно не приходит… Сестры-поганки, написали безумное, бестолковое письмо, где в конце признались, что им бабуля дала по двадцатке каждой, чтобы они хоть так напомнили братишке, что он не один, проведали его.

И вот дачка.

Вихорь не знает, что я не сплю. Он и не представляет, что я вижу, как он, оглядевшись вокруг, и убедившись, что Сова пошёл со сна на долину, резко ныряет рукой в его пакеты, что-то там присмотрев, и так же молниеносно пряча себе под подушку.

Потом, еще раз убедившись, что Сова пошел на долину по надобностям дороги, пробить "где задерживается строгий на три два" – резко по-чаечьи, ныряет опять своей крысиной лапкой вглубь одного из неразобранных ещё Совой пакетов, и снова так же, рывком, мигом… – раз! себе под матрац…

Ну, всё. Вот и приехали!... У нас – крыса. Не спеша, потихонечку выбрав момент, подтягиваю на разговор и Тимура, и Олега – как они смотрят на то, чтобы уличить крысу, разобраться…Дело сложное, но необходимое. Тюряжка – это не зона, здесь просто так наказать кулаком, или еще чем, сложно. Но такой хрени в хате при мне не будет – это точно.

Называют на прогулку. Вихорь со своей толпой некрасовских мужичков, которых он потихонечку прикрутил (в основном, сидящих на баулах первоходок, ждущих первого в жизни этапа временщиков, пугающихся вихоревых баек) – идут гулять. А мы остаёмся. И поговорить легче, и свободнее дышится. Тимур с Олегом предлагают сразу – проверить баул и всех делов… Но, думаю – это подождёт, угроза иногда сильнее исполнения – предложить-то можно будет, интересно, но какая будет реакция. Репа, войдя в курс дела – неожиданно радуется: – Ух-уй!..

Да и Тимур тоже. Вроде шестой десяток, а как новенький, молоденький, пинает лежащий в углу матрац. – На! На! На!

Да и я за ними, сверху, двумя ногами, почти как Брюс Ли (хотя больше смахиваю, конечно, на Стивена Сигала): – Фа! Ни фа-а!

После разминки сажусь за дубок. Завариваю чай серьёзного характера, с совиной бабушки прекрасными пирожками: молочными, с луком и яйцами, брусничными… Сидим пьём чай, ждём.

Вернувшись с прогулки, Вихорь налетает на Сову:

– Сова, где чай, я не понял? Почему не поставили?

– Сядь, – говорю, – потом попьёшь. Если захочешь.

Вихорь ещё не словил волну, ещё не понял, не прислушался к интонации в моём голосе, ничего хорошего ему не сулившей.

– А, это ты, Юрок, заварил? Давай, давай, попьём твоего…

– Моего мы не попьём. Я с тобой, как моя бабушка говаривала, даже в одном поле срать не сяду…

– А что случилось? – Вихорь почуял грозу. Но ещё держится вполне самоуверенно, надеясь, как всегда, на свою глупую упрямую силу.

– А то, что ты ничего не хочешь сказать?

– Я? Ничего. А ты?

– Я тебя о чем несколько дней назад предупреждал?

– О чем? Не помню. Напомни, – начал включать дурку Вихорь, почуяв опасность и угрозу, хотя еще не осозная до конца – что такое? откуда повеяло неладным?

За дубок подтянулись Тимур и Олег "Полосатый". Тоже присели к нам, молча, пока что будто судьи в армрестлинге – конфликты в зоне, на централе – всегда опасны, двояки… А вдруг когда-нибудь, где-нибудь – это все аукнется? Земля-то квадратная – а вдруг за углом еще встретимся. Вихорь начал тянуть время (человек привыкает здесь беречь свою шкурку, которую продырявит одно движение), чтоб перевести все в никчемный словесный спор, из которого потом всегда можно выпутаться, съехать на лыжах.

– Ну, в чем дело, не пойму? Вроде уборки не было. Что надо сделать? Давай разберемся, если что-то очень нужно – я сделаю…

– Ты уже сделал.

– Что я сделал? Вроде никому не мешаю. На прогулку сходил, – скрестил руки на груди Вихорь, как Наполеон, готовясь к сражению.

– Я тебе говорил, к дачкам не прикасаться? Говорил?

– А что? Я только помог Сове. Он же спал, – ощерился робкой буддийской улыбкой Вихорь, поняв откуда будет основной удар, стараясь ускользнуть, уползти, уйти ужом.

– Ну что, помог?