РОССИЯ В ПОСТЕЛИ

Но чем недоступней, чем отдаленней был от нее Борис, тем больше втюривалась в него Зинка, уже отказывала клиентам, уже приводила в ресторан какую-нибудь подружку и ужинала за свой счет и танцевала только с девочками, но он все равно – ноль внимания, для него она – ясное дело – была и оставалась подлипской шлюшкой.

Зинка измучилась. Не спала ночами и вообще перестала ходить в ресторан.

У нее созрел другой план.

На свои четыреста тридцать собранных рублей Зинка оделась так, как мечтала одеться когда-то – купила у фарцовщиков итальянские туфли и красивое платье, польскую косметику и французское нижнее белье, завила в парикмахерской «Чародейка» свои прямые волосы, потратилась на красивое колечко и сумочку и, взяв на фабрике ночную смену, коротко поспав после работы до двенадцати, отправлялась в Москву, на улицу Герцена, к консерватории.

Тут она слонялась и дежурила, поджидая своего Бориса, чтобы разыграть случайную встречу.

И – дождалась…

Он вышел из консерватории, неся в одной руке виолончель, а под другую руку под локоть его вела веселая, смеющаяся девчонка в джинсах. И у Зинки екнуло сердце – острым женским чутьем она сразу угадала в этой виолончелистке свою соперницу.

И тем не менее решительно шагнула им навстречу:

– Привет, Боря!

– А-а! Привет, – сказал он и прошел мимо, и даже непонятно было, узнал он ее или не узнал, так безразлично это было сказано.

Но еще больше сразило Зинку то, что они – Борис и его девушка – подошли к новенькому голубому «Жигуленку», Борис уложил виолончель на заднее сиденье, а виолончелистка села за руль, подождала, пока Борис сядет рядом, и тут же уверенно и лихо вывела своего «Жигуленка» в поток машин.

Они укатили, а Зинка осталась на тротуаре с разбитым сердцем.

Вечером в общежитии она напилась и не вышла на работу в ночную смену. Ночью ей приснился Борис да так, что у нее и во сне дух захватило: худенький, голый, он обнимал ее и целовал в грудь так сладко, что Зинка кончила и от этого проснулась.

И на следующий же день Зинка ударилась в загул.

Теперь она спала со всеми без разбора – с солдатами окрестных гарнизонов, местной шпаной, офицерами. Она давала даром и за деньги, за стакан портвейна или без него. В общежитии при соседках, в лесу под кустом, на речном пляже и на путях, за вагонами станции «Подлипки». Сексом и пьянкой она глушила свою первую любовь. И никогда больше не заглядывала в ресторан «Подлипки», где по вечерам играл Борис.

И все– таки она встретила его.

Однажды поздно вечером она увидела его на платформе «Подлипок» – он, отыграв в ресторане, ждал электричку до Москвы, а она, Зинка, шла по платформе под руку с каким-то лейтенантом.

– Привет, Борис, – сказала она развязно. – Как дела?

– Нормально. А у тебя?!

– Прекрасно! У тебя есть сигаретка?

Он порылся в карманах, а она сказала своему случайному лейтенанту: «Иди, я тебя догоню» и задержалась возле Бориса, прикуривая.

– Не боишься так поздно ездить? – спросила Зинка, выпустив дым первой затяжки.

– А что? – усмехнулся он. – Ты хочешь меня проводить?

И посмотрел ей в глаза.

К станции уже подкатывал поезд до Москвы.

– Могу, – ответила она, не отводя взгляда. – Подожди меня в Мытищах.

Мытищи были следующей станцией, первой по дороге из Подлипок к Москве.

– Нет, – сказал он. – Я тебя в Москве подожду. На Ярославском вокзале. Идет?

– Идет. Только ты жди. Я буду, – и она ушла к своему лейтенанту, а Борис укатил электричкой в Москву.

Но через двадцать минут, на такси опередив электричку, она уже была на Ярославском вокзале и встречала своего Бориса.

Они поехали в общежитие консерватории, он провел ее мимо вахтера в свою комнату, отослал ухмыляющегося соседа спать куда-то в другую комнату к соседям, где-то достал полбутылки водки, и они выпили на брудершафт и поцеловались, и он сразу полез к ней за пазуху, к груди.

Зинка видела, что он спешит и нервничает – но она еще не знала отчего, и не сопротивлялась.

В эту ночь она показала ему, что такое секс, когда действительно любишь. Ее опытное тело отвечало каждому движению его члена, она была как чуткая мембрана, улавливающая малейшее его желание, а любовь к этому худенькому синеглазому мальчику с длинными тонкими пальцами доводила ее саму до экстаза еще раньше, чем он успевал кончить. К тому же Борис, едва они улеглись в постель, включил проигрыватель, и всю ночь в этой студенческой комнате, оклеенной портретами Чайковского и Паганини, звучал Бетховен, Вагнер и еще, «Болеро» Равеля и вкрадчивый Вивальди.

Зинка еще никогда не трахалась под такую вдохновляющую музыку и еще никогда не отдавала свое тело любимому мужчине, и теперь это сочеталось, и все, что они делали, было в такт музыке. Борис, словно мстя кому-то за что-то, набрасывался на Зинкино тело с бетховенской силой и вагнеровской жестокостью, он больно терзал ее грудь, мял ягодицы, круто заламывал ей ноги и входил своим членом в ее распахнутое влагалище резко и жестоко, с какой-то злой силой.