Россия в поворотный момент истории

Близкой подругой моей жены и частой гостьей у нас в доме была Евгения Моисеенко, студентка Высших женских курсов. Ее брат Борис входил в состав специальной террористической группы при заграничном центре ЦК партии социалистов-революционеров, и я знал, что он время от времени бывает в России. Его приезды и отъезды, разумеется, хранились в строгом секрете, но во время нелегальных визитов в Петербург ему всегда удавалось повидаться с сестрой. Однажды в начале декабря 1905 г, когда моя жена вышла из комнаты, я попросил Евгению Николаевну встретиться со мной где-нибудь вне нашего дома – но не в квартире, которую она делила с подругой. Евгения удивилась такой таинственности, и я объяснил, что хочу поговорить с ней об очень важном деле, но так, чтобы не вызвать тревоги у жены.

Когда мы несколько дней спустя встретились в тихом ресторанчике поблизости от Невского проспекта, я попросил Евгению организовать мне встречу с ее братом, так как хотел просить его о разрешении принять участие в заговоре против царя. Мы долго спорили приглушенными, но возбужденными голосами. Сперва она наотрез отказывалась и даже порывалась уйти, но я уговорил ее остаться. Должно быть, я говорил чрезвычайно убедительно, поскольку в конце концов она со слезами на глазах согласилась.

Менее двух недель спустя, как-то раз уходя от нас, она с улыбкой попросила меня проводить ее до трамвая. Когда мы остались вдвоем, она сказала, что на следующий день ровно в 5 часов я должен идти по Невскому проспекту в сторону Аничкова моста до угла Литейного проспекта, а затем повернуть направо на Фонтанку. Там ко мне подойдет гладко выбритый человек в пальто и каракулевой шапке, который попросит прикурить.

– Возьмите с собой коробок спичек. Он достанет сигарету из серебряного портсигара, и, пока будет прикуривать, вкратце сообщите ему вашу просьбу. Он ответит вам и быстро уйдет. Вы же не спеша идите дальше, а затем поверните обратно, если только не заметите, что за вами следят.

Все произошло именно так, как она мне сказала. Моисеенко был лаконичен:

– Через несколько дней вы получите ответ либо от меня, либо через сестру.

Несколько дней спустя мы встретились в тот же час на том же углу. Моисеенко прошел мимо и сказал, не поворачивая головы:

– Ничего не выйдет.

Вскоре после этого Евгения Николаевна рассказала мне, что брат попросил ее передать: мою просьбу отклонили, потому что я не имел революционного опыта и, следовательно, на меня нельзя полагаться. Оставалось только посмеяться при мысли о том, что и я сам оказался всего лишь очередным революционным мечтателем.

Двенадцать лет спустя нам снова довелось встретиться с Борисом Моисеенко. После объявления всеобщей амнистии он вернулся в Россию и стал одним из моих лучших фронтовых комиссаров. Вспоминая две наши подпольные встречи зимой 1905 г, я спросил его, как он ухитрился получить ответ из своего заграничного партийного центра за такое короткое время.

– Я не обращался за границу. В тот момент в городе находился Азеф[21], и он лично отклонил вашу кандидатуру.

Выяснилось, что этот полицейский агент, пробравшийся в руководство партии, целенаправленно отказывался от сотрудничества людей, готовых принести себя в жертву революции. Ко времени нашей второй встречи с Моисеенко я познакомился с Борисом Савинковым, знаменитым террористом и заместителем Азефа, и был поражен его удивительным сходством с Моисеенко. Однако это сходство было чисто внешним. Едва ли нашелся бы более честный, преданный и скромный человек, чем Моисеенко. Порой он в опасных обстоятельствах выдавал себя за Савинкова и с готовностью шел на это, не думая о собственной безопасности или о своей «карьере» революционера.

Чудовищно, когда революционно-террористическая деятельность становится частью партийной программы, а ее организацией занимаются исключительно люди, непосредственно не участвующие в этой деятельности и не рискующие своей жизнью.

Тем, кто живет нормальной жизнью в правовом государстве, невозможно понять, что в психологическом плане означает совершение террористического акта. «Как вы можете осуждать коммунистический или нацистский террор, когда сами когда-то одобряли терроризм? – нередко спрашивают меня фарисеи от политики. – В конце концов, – утверждают они, – убийство есть убийство».

Действительно, и система государственного террора, и индивидуальные акты революционного терроризма лишают людей жизни. Но на этом сходство заканчивается. Фактически два эти типа террора диаметрально противоположны друг другу.

В те эпохи, когда люди не утратили способности отличать добро от зла, совесть общества неизменно выражала моральное одобрение таким тираноубийцам, как Брут, Шарлотта Корде или, в России, Егор Сазонов.

Когда группа придворных и гвардейских офицеров 11 марта 1801 г. убила полубезумного императора Павла I, весь Петербург ликовал и незнакомые люди целовали друг друга на улицах, как на Пасху.