Характерен и пример использования дополнительных доходов, получаемых из разницы «бюджетной» и реальной цены за нефть. Бюджет на 2011 год был сверстан из расчета цены экспортируемой нефти в 75 долларов за баррель. Однако в реальной жизни цена на нефть оказалась много выше, и это, естественно, создало и создает дополнительные доходы от экспорта нефти. Министерство финансов настаивает на докризисной позиции – исключением этих дополнительных доходов из затрат внутри России и откладывании их в фонды «на черный день». В кризисный период от такой практики отошли: примерно две трети нефтегазовых дополнительных доходов шли на покрытие бюджетного дефицита, треть – на наращивание расходов. Дефицит бюджета сохраняется и сегодня при выходе из кризиса, но Минфин считает способом его покрытия снижение социальных расходов и рост налогов. Есть основания полагать, что опять, как и в докризисный период, несмотря на возросшую необходимость увеличения инвестиций в здравоохранение, образование, науку, вложения с целью изменения структуры экономики, перевода ее на инновационные рельсы, Минфин хочет положить эти средства в кубышку. Между тем, по оценке экспертов, каждый дополнительный доллар за баррель нефти может дать бюджету 90-100 млрд долларов в год. Можно себе представить, о какой сумме идет речь, если цена на нефть достигает 100 долларов за баррель. Конечно, цена колеблется. Но, по имеющимся оценкам, она, во всяком случае до конца 2011 года, если и упадет – это под вопросом, – то не до 75 долларов за баррель, то есть до «бюджетной» цены.
Закладываемая линия, по сути, предполагает отнесение на будущее отказ от докризисной экономической политики, что приведет к превращению России в сырьевой придаток мировых держав, быстро развивающихся на основе научно-технического прогресса, – не только «традиционных», но и Китая. Последствия этого для России пагубны и в экономической, и в социальной, и в политической областях.
В противодействии силам, которые не настроены на решительное продвижение России к новой экономической модели, следовало бы избежать ряда крайних выводов. Среди них представления, будто ориентир на новую экономическую модель предполагает разворот спиной к «столь уже облагодетельствованным» сырьевым компаниям. Мы еще очень долго будем зависеть от выплачиваемых ими налогов и других взносов, пополняющих бюджет. Поэтому увеличение объемов добычи сырья, сопровождаемое ростом эффективности и добычи, и переработки, и доли сырья с добавленной стоимостью в экспорте, – такие направления должны найти достойное место в новой экономической модели. Без этого не обойтись.
Но и этого недостаточно. Россия резко отстала от очень многих стран в разработке и внедрении энергосберегающих технологий. Одна из главных причин неконкурентоспособности нашей экономики в том, что общие затраты на энергоносители в структуре себестоимости продукции в России почти в 2 раза превышают аналогичные показатели в Китае, в 7 раз – в США, в 12 раз – в странах ЕС. На производство одной тонны стали у нас тратится в 3 раза больше электроэнергии, чем в каждой из стран – Бельгии, Франции, Италии, на производство одной тонны минеральных удобрений – в 6 раз больше, чем в арабских странах. Конечно, большое значение имеет сбережение энергии за счет новых электролампочек, но оно мизерно по сравнению с потерями в промышленности.
Задача понижения энергозатрат – многоплановая, и от этого никуда не уйдешь. В настоящее время стоимость электроэнергии для внутреннего потребления в России ниже, чем в странах Европейского союза, в 1,7 раза, а цены на природный газ в 3 раза ниже, чем отпускная цена для промышленности стран ЕС. Однако ожидается, что в ближайшие годы российские производители потеряют эти преимущества. Износ основных фондов объектов электроэнергетики в России – более 40 процентов, что выше, чем в промышленности. Отражением этого является рост расходования топлива на производимую электроэнергию и увеличение потерь в сетях.
Несмотря на предпринимаемые меры, происходит, по сути, безудержный рост тарифов на электроэнергию. Если сохранится эта тенденция с тарифами, то они в России будут выше, чем в США и в странах ЕС.