Россия вчера и сегодня

А какое количество знаменитейших брендов работали тогда на великий рейх!

Конечно, покажите молодому человеку, школьнику, не обремененному особенными знаниями, фотографии оккупированного Парижа. Загорающие люди, кафе, велосипеды, новые прически, модные шляпки. Ну да, некоторые неудобства, приходится собирать объедки для кошечки, потому что иногда не хватает еды, и так далее. И покажите фотографии Великой Отечественной — разбитые города, сожженные деревни, повешенные партизаны, расстрелянные женщины, старики, дети. И скажите: «Хочешь вот так — или хочешь вот так?» Я думаю, это тяжелый вопрос для неподготовленного человека, который воспитывается в представлении о том, что это не наша Победа, не наша война.

В связи с этим я хочу вспомнить недавнюю историю с обидой руководства Ельцин-центра на меня за то, что я сравнил награду «Лучший европейский музей» Ельцин-центру с наградой полицаю от рейха. Один из руководителей центра Екатерина Барабаш пишет: «Я вот думаю — а если подать в суд на этого ублюдка Михалкова за разжигание межнациональной розни по статье 282 УК РФ? Всех возмутило, что бывший режиссер сравнил премию Ельцин-центру „Лучший европейский музей“ с железным крестом вермахта, а меня куда больше — „какой-нибудь Коцюбайло“ (дальше идет моя цитата): „Я не удивлен и реагирую на это точно так же, как если бы я узнал, что гражданин Советского Союза, какой-нибудь Коцюбайло, ставший полицаем, получил железный крест от вермахта“».

Давайте разберемся, чем вызвана моя оценка.

Заместитель директора Ельцин-центра по научной работе Никита Соколов говорит: «Народ состоял из трех разных по весу фракций. Была, очевидно, большевистская фракция, которая твердо держалась за советскую власть. Была очень незначительная открыто антисоветская часть, которая ждала немцев как освободителей. А подавляющее большинство не имело информации и вообще не хотело воевать сию минуту, а хотело уклониться от принятия решений (ведь цифры уклонистов от призыва огромны)».

Это как? Большинство хотело уклониться? А как же учителя, актеры, художники, инженеры, врачи, которые шли в ополчение — неготовые, неумелые, те, кто получал «трехлинейку» и 15–25 патронов. А как же мальчики, которые прибавляли себе годы, чтобы уйти на фронт? Мальчик, который становился сыном полка и потом расписывался на Рейхстаге. А ему 17 или 18 лет. Как же эти люди, откуда они?

Читаем дальше историка Никиту Соколова: «К лету 1942 года… Когда становится понятно, что немцы не сделают того, чего ждало крестьянство, замордованное коллективизацией, чего ждал город, замордованный репрессиями, то есть отмены колхозов, отмены церковных гонений и некоторой демократизации политической системы, реальных выборов реальной власти. Когда немцы этого не дали, стало понятно, что шило меняется на мыло, только эти говорят по-русски, а те еще и по-немецки. Вот тут народ пошел в партизаны».

Потрясающе! То есть если бы немцы здесь повели себя как во Франции — дисциплинированно, культурно, то народ бы их принял, и все было бы хорошо. И не было бы жертв. И не было бы разрушений!