Россия. Век XX. 1901–1964. Опыт беспристрастного исследования

Это вроде бы противоречит результату наиболее авторитетного исследования, осуществленного в 1990-х годах сотрудниками Госкомстата, – 25,3 млн человек. Но в этом исследовании специально оговорено, что имеется в виду «общее число умерших (не считая естественной смертности. – В. К.) или оказавшихся за пределами страны»[740], а, как отмечалось выше, за пределами страны оказалось 5,5 млн эмигрантов. 19,9 + 5,5 – это 25,4 млн человек, что почти совпадает с подсчетами Госкомстата.

Стоит сообщить, что принципиальное согласие с подсчетами Госкомстата высказал уже упоминавшийся наиболее квалифицированный эмигрантский демограф С. Максудов (А. П. Бабенышев), с начала 1970-х годов работающий в Гарвардском университете (США)[741].

И в связи с этой цифрой – 19,9 млн – особенно дикое впечатление оставляет и приведенная выше цифра 44 млн, имеющая в виду только погибших в 1941–1945 годах военнослужащих, да и значительно уменьшенная цифра – 31 млн погибших «красноармейцев», объявленная позднее, в 1995 году, тем же автором[742].

Что же касается гибели военнослужащих, то произведенное в конце 1980-х —1990-х годах скрупулезное исследование всей массы документов воинского учета 1941–1945 годов показало, что потери армии составляли 8,6 млн человек[743]. К примерно такой же цифре пришел ранее С. Максудов, причем особенно существенно, что он исходил не из недоступной ему, эмигранту, воинской документации, а из демографических показателей. И, ознакомившись с опубликованными в 1993 году итогами анализа документов, он выразил удовлетворение и даже «удивление» тем, насколько «потери в военкоматском учете… близки к их демографической оценке» (указ. соч., с. 119). Таким образом, два исследования, исходящие из разных «показателей», дали, в общем, единый результат, что делает этот результат предельно убедительным.

Нельзя не отметить еще и следующее. С. Максудов в качестве профессионального демографа «упрекнул» исследователей армейских документов в игнорировании естественной смертности, обоснованно утверждая, что собственно боевые потери на самом деле были меньше 8,6 млн, так как часть военнослужащих (напомню, что в армию призывались и не очень молодые люди – до 50 лет) умерла в силу естественной смертности, и гибель от рук врага постигла, по расчетам С. Максудова, 7,8 млн военнослужащих.

Широко распространено представление, что наибольшие боевые потери пришлись на самую молодую часть призванных в армию людей – тех, кому было в 1941 году 18 или не намного больше лет. И это, безусловно, вполне основательное представление, ибо не имевшие существенного жизненного – не говоря уже об армейском – опыта юноши погибали, конечно, в первую очередь; в этом возрасте к тому же нередко еще слабо развито чувство самосохранения.

Но боевые потери этого поколения все же крайне резко преувеличивают. Так, в печати многократно утверждалось, что воины 1921–1923 годов рождения погибли почти все; например, один известный ученый, членкор АН, писал не так давно: «Из прошедших фронт людей этого возраста вернулись живыми только 3 процента», то есть 97 (!) процентов погибли…

Между тем есть вполне надежные сведения, что из 8,5 млн мужчин 1919–1923 годов рождения, имевшихся в 1941 году, к 1949 году «уцелели» 5 млн[744]. Выходит, таким образом, что почти две трети мужчин этого поколения вообще не воевали (что крайне неправдоподобно), ибо, как утверждается, только один из тридцати трех фронтовиков этого возраста «вернулся живым».

Нельзя не сказать и о том, что из «исчезнувших» мужчин указанного возраста далеко не всех можно считать погибшими на фронте. Дело в том, что из 8,8 млн женщин тех же 1919–1923 годов рождения к 1949 году осталось 7,6 млн, и, значит, 1,2 млн из них погибли, то есть только в три раза меньше, чем мужчин. Поскольку в армии находилось менее 0,6 млн женщин (всех возрастов)[745] и они не ходили в штыковые атаки, ясно, что абсолютное большинство из 1,2 млн «исчезнувших» молодых женщин погибли от вражеского террора, голода, холода, разрухи и т. п. И от тех же причин погибли, по всей вероятности, едва ли меньшее (чем женщин) количество мужчин того же возраста. Ведь в силу самой биологической природы мужчин они в экстремальных ситуациях значительно менее выносливы, чем женщины. Я убедился в этом еще в юном возрасте, в конце войны, когда узнал о том, что из моих многочисленных ленинградских родственников в годы блокады погибли почти все мужчины, а женщины, напротив, в большинстве своем выжили. Особенно важно отметить, что речь идет о мужчинах, не находившихся в армии; даже те, кто сражались на рубежах блокированного Ленинграда, получали намного большее количество продовольствия, чем гражданские лица в самом городе, и гибель для них была менее вероятной…