Россия. Век XX-й (1939-1964)

«Картина», конечно же, чудовищная, способная сокрушить душу, — особенно если учитывать, что в той же статье, признавая факт наличия заключенных не только в СССР, но и «в каждой стране», историк Г.М. Иванова говорит о специфической роли наших мест заключения, которые, по ее словам, имели целью «уничтожать в зародыше… ростки инакомыслия и вольнодумства» (с. 216). Из этого суждения читатель, вполне естественно, сделает вывод, что ГУЛАГ заполняли в 1947-м, 1948-м и последующих годах политические заключенные, которые в силу специально созданных лагерных условий за три месяца превращались в трупы…

Итак, если верить Ивановой, в послевоенном ГУЛАГе погибал примерно миллион заключенных за год… Вопиющая абсурдность сей «картины» неопровержимо обнаруживается в том, что, согласно всецело достоверным подсчетам, к 1948 году в СССР имелось 121 млн. 141 тыс. людей старше 14 лет, а через пять лет, к началу 1953-го, их осталось 115 млн. 33 тысячи[326], то есть за эти пять лет в стране умерли 6 млн. 108 тысяч человек (не считая детских смертей), но, если верить Ивановой, примерно 5 млн. из них умерли не «своей» смертью, а были фактически убиты в местах заключения.

Абсурдность в данном случае очевидна, ибо получается, что, если бы 5 млн. людей не были бы погублены в ГУЛАГе, за пять лет (1948–1952) из 121,1 млн. людей умерли бы всего лишь 1,1 млн. человек, — в среднем за один год 220 тысяч, то есть 0,18 процента… Между тем в современных США, например, умирает в течение одного года в среднем 0,9 процента населения — то есть в пять раз большая доля! И, конечно же, из 6,1 млн. умерших в СССР в 1948–1952 годах людей только очень незначительная часть умерла в заключении, ибо в действительности слово «выбыли» по отношению к заключенным вовсе не означало «умерли». В 1947 году (о чем подробнее ниже) умерли не 1 012 967 заключенных, а 35 668 — почти в 30 раз (!) меньше[327]. Люди «выбывали» — что вполне естественно — по истечении срока заключения. Во многих нынешних сочинениях утверждается, что для послевоенного времени был-де типичен почти «вечный» срок заключения — 25 лет. Но вот рассекреченные сведения о заключенных, относящиеся к 1951 году: имели сроки свыше 20 лет всего 4,8 процента заключенных, а сроки от 1 до 10 лет — 81,9 процента[328]. Кстати сказать, в 1947 году заканчивались десятилетние сроки многих из тех, кто были репрессированы в 1937 году, и поэтому нет оснований удивляться множеству «выбывших» в 1947-м из ГУЛАГа.

Правда, в 1948 году в связи с общим обострением (о чем ниже) политической ситуации некоторые из уже отбывших свои сроки заключения людей были возвращены в ГУЛАГ; в литературе нередко употребляется возникшее тогда слово «повторники». Но количество этих людей склонны очень сильно преувеличивать: речь идет чуть ли не о миллионах… Между тем, согласно точным сведениям, количество политических заключенных к 1949 году увеличилось, в сравнении с началом 1948-го, всего на 4540 человек[329].

Но вернемся к статье Г.М. Ивановой — и не потому, что это какая-нибудь оригинальная статья, а как раз из-за ее типичности для нынешней историографии послевоенного периода[330].

К сожалению, уже процитированные и многие другие положения этой статьи не выдерживают элементарной проверки фактами — и, как говорится, по всем параметрам. В самом начале своей статьи Г.М. Иванова говорит о преимуществах «современного историка»: «Сегодня в его распоряжении огромный корпус ранее засекреченных документов» (с. 207). Однако сама она этим «корпусом» почти не пользуется, а подчас ссылается на «сведения», подобные процитированному ею «преданию» из сочинений Антонова-Овсеенко… И вот ряд безосновательных положений ее статьи (что характерно и для многих других нынешних авторов).