Россия: власть и оппозиция

Мы обладаем скорее глазами, чем телом. Мы можем видеть процесс, следить его в динамике, получать информацию о процессах в регионах, за пределами России, внутри России. В центре, мной руководимом, сложился блестящий коллектив людей разных возрастов, но живых, сохранивших ту советскую заинтересованность в работе, которая сейчас пропала. Здесь другой климат, другая нравственная ситуация, характеризовавшая для меня коллективы шестидесятых годов, которые двигали космос. Хотелось бы верить, что все лишнее отбрасывается, как в центрифуге, отжимается на края. Естественно, кто-то не выдерживает, кто-то выдерживает, и так постепенно формируется интеллектуальный кулак, штаб, который натягивает нити коммуникации со многими городами, партиями, общественными организациями, просто отдельными людьми. Получается интеллектуальная протоструктура, которая впоследствии может по-разному себя преобразить, в зависимости от того, куда пойдет развитие. Это есть, больше, фактически, ничего нет, но поскольку этим не обладают многие другие организации, то они постоянно тянутся к нам — не ради того, чтобы мы ими руководили, а просто ради того, чтобы точнее составить представление о процессе. Нам кажется, что, какой бы организация не была, если она будет действительно понимать процесс и будет адекватно реагировать, то это не так страшно, как, если она не будет его понимать и будет действовать неадекватно. Это всего хуже, больше вариант катастрофичности развития событий. Катастрофы хотят меньшинство даже из тех людей, которые пока активно содействуют распаду государства, но которые считают, что их это не касается. Но когда они видят весь объем процесса и они видят, что это и их коснется, то и они чуть-чуть притормаживают, а это полезно, с моей точки зрения, для всех участников политического концерта. Вот так мы и ведем диалоги.

— Сергей Ервандович, какой Вы хотели бы видеть Россию, если представить идеальную модель?