Россия: власть и оппозиция

Истины или правды? — Это разные понятия, и во многом они даже антагонистичны. Истина есть знание, получаемое на субъектно-объектной основе за счет изнасилования, расчленения, умертвления предмета исследований. Технология получения знания подобным способом отработана Западом. Правда — есть то, что отдает вам ДРУГОЕ за счет доверия, понимания и любви. Нет этих кодов, и система будет закрыта. Вы можете разрушить ее, но «играть на ней нельзя».

Такой системой является наша история, наш народ, наше Отечество. Что значит переосмысливать историю? Говорят еще — глубже переосмысливать. Глубже переосмысливать — это интеллектуальный, нравственный и, я бы сказал, семиотический нонсенс. Приставка «пере» означает «переворачивание». Она несовместима с глубиной. Глубина определяется другим понятием — «проникновение». А проникновение немыслимо без любви. Тем более для сфер, наделенных способностью закрываться и ускользать. А именно такой сферой является российское бытие.

Итак, чтобы проникнуть, необходимо любить. Не любишь — не исследуй. Ненавидишь — держись подальше. Как можно исследовать социалистический период истории России, ненавидя его? Как можно любить Россию, ненавидя 70 лет народной истории и отрицая за ними право на благодать?

Проникнуть в советский период можно лишь с позиций подлинной любви к советскому. Когда полюбишь, тогда проникнешь, когда проникнешь, тебе откроется… Что? Кто?

ПРАВОСЛАВИЕ И КОММУНИЗМ

Многое здесь находится вообще по ту сторону слов. А то, что описывается «вербально», требует по большей части несциентических описаний.

Русская литература XIX века открывает нам больше политических тайн, нежели умозаключения сциентически обусловленного и заданного «ненавидящего сознания». Русская литература XIX века породила и не могла не породить антибуржуазную большевистскую революцию. И слова Ленина о «зеркале» не так элементарны, как это представляется при поверхностном прочтении текста, адресованного политизированному читателю того времени.

Весь дух литературы XIX века России антибуржуазен. Весь код России — бегство от капитализма. Выдаваемая замуж невеста, бегущая из под венца, бегущая от респектабельного и благополучного жениха, — это символ России, не принявшей капитализм.

Движение большевиков в России, лишь по видимости марксистское, на деле было движением православным в своем ядре, в своих скрытых потенциях. Чтобы мог победить капитализм, должны были утвердиться неправославные формулы спасения и избрания, должна была утвердиться мысль о мире, оставленном Богом.

Начало строительства капитализма коренится в новых представлениях о соотношении трансцендентного и имманентного и о связях между ними. То есть о том, что есть Спасение. Принять такие формулы спасения, которые земную жизнь освобождают от Бого-присутствия, принять безблагодатный мир Россия не хотела и не могла. Легко говорить о безблагодатном мире в зловонных городах Запада, и трудно принять его в стране просветленных березовых рощ.

Протестантизированный Синод лицемерно ратовал за чистоту Православия, а православную традицию удерживала атеистическая якобы литература. Глубоко православными по сути своей были Чехов и Чернышевский, Белинский и Добролюбов. И сбросить их, используя идею «двух литератур», сбросить их, противопоставляя их истовости лакировку православия, принимаемую в ту эпоху зачастую с теми же целями, с какими Яковлев и Горбачев клялись когда-то в верности коммунизму… Нет уж, увольте.

У православных имманентный мир просветлен Господом, и потому работать с этим миром как с материалом нельзя. Его надо любить, а капитализм и любовь несовместимы. И потому строить капитализм в мире, пропитанном русской литературой, невозможно. Вот если бы в России победила одна из ветвей старообрядчества или если бы Петр добил бы православие до конца, тогда, может быть, мы бы и имели капиталистическую Россию. Но я сомневаюсь, что в этом случае в искаженном и обезображенном лике мы бы узнали ее.

Думается, что технологии строительства капитализма в России и сегодня нет, а есть лишь технология убийства России, прикрываемая словами о новых общественных отношениях, о «смене общественно-политического строя».

Кстати, Ленин, исследуя капитализм, именно об этом писал в своей ранней книге «Развитие капитализма в России». Но эпоха наложила свой отпечаток, а адресат требовал упрощенности языка. Единственная книга, где все сказано открытым текстом, это «Империализм как высшая стадия развития капитализма». При моем сложном отношении к вождю Октябрьской революции могу сказать тем не менее, что эта книга очень русская и очень глубокая.