Россия: власть и оппозиция

Статья Кургиняна появилась в роковой для русской патриот к и миг, когда вся демократическая, антирусская пропаганда осуществляет отвратительную, изнурительную для нас доктрину «русского фашизма», согласно которой все формы русского национального возрождения, включая и православие, ассоциируются или вплотную именуются фашизмом. Именно термин «красно-коричневые» оправдал в минувшем феврале гнусное избиение омоновцами патриотической демонстрации ветеранов. Именно этот термин гонит сегодня в тюрьму патриотов, возвестивших о сионистской опасности. Именно жупел «русского фашизма» демонизирует целые слои ручкой общественности, русские патриотические организации и. инициативы — Союз писателей России, Фронт национального спасения, газеты, журналы, чья идеология — русский национализм. Эта гнусная доктрина, рожденная в лаборатории Александра Яковлева, подхваченная сотней искушенных пропагандистов, таких, как Цветов, Киселев, Нуйкин, Жванецкий, должна связать в сознании общества трагедию минувшей войны, истребившей цвет нации, и нынешнюю русскую патриотику! Ибо фашизм для русского человека — непреодолимая кровавая категория, отрицаемая на бессознательном уровне. В этом гениальность парапсихологической находки Яковлева. В этом мерзость идеологического удара демократов. Мы живем с топором в груди, всеми силами стараясь выдавить из себя это лезвие. Статья Кургиняна загоняет этот топор еще глубже. Бьет по обуху этого топора с той же стороны, с той же силой. Оттого, наверное, столь энергично стремится Кургинян отмежеваться от демократов, отвести от себя упреки в своей с ними связи. Но удар оттуда, топор их и и боль, которую мы испытываем, навсегда узнаваемы. Это боль за убитых в 20-х и 30-х годах «русских фашистов», поэтов Васильева, Клюева, Ганина, за убитых в 90-х Осташвили, Талькова, и пусть не изумляется близкий к патриотическим кругам Кургинян, если из среды русских националистов в его адрес раздадутся обвинения в либерально-демократических пристрастиях в их самых неприглядных формах.

На чем основано открытие Кургиняна, обнаружившего взбухающий в русском чреве фашистский эмбрион? Согласно статьи «Если хотим жить» — только на том, что в журнале «Элементы», чьи два номера уже вышли в свет, исследуются феномены СС и «Аненербе», приводятся мысли Эволы, портреты некоторых деятелей третьего рейха не в той клишированной, уныло пропагандистской манере, от которой у советских людей за четыре десятилетия оскомина, а в новой для нас, академической, энциклопедической форме, давно уже принятой в Европе и мире, где на всех книжных полках лежат «Майн кампф», монографии о Гитлере с его портретом, и эти издания не рассматриваются как рецидивы фашизма, а лишь как энциклопедические свидетельства крупнейших событий XX истекающего века, в котором действовали Сталин, Гитлер, Рузвельт, Муссолини, Черчиль, Чемберлен, Де Голль, Петен, Кальтенбруннер, Берия и множество известных нам лиц, чьи поступки, помноженные на мощь боевого и идеологического оружия, привели к катастрофе века. И если в музеях военной истории выставлены «мессершмитты», «аэрохобры» и «ЯКи», геральдика Красной Армии, стального шлема и английского экспедиционного корпуса, то в идеологической коллекции, открытой для нас, русских, нет почти ничего, даже «Краткого курса ВКП(б)», и робкое восполнение этой коллекции вызвало у Кургиняна несоразмерную реакцию. Эта реакция, по существу, служит все тому же табуированию тем и символов, которым занимались у нас 70 лет господствующие идеология и цензура. Ни одному же ему, в жреческом превосходстве, прикасаться к закрытым для нас источникам, сепарировать и трактовать явления загадочного XX века. Детабуирование загадок и фетишей, аббревиатур и имен — дело мучительное и опасное, и не следует, на мой взгляд; своими поспешными обвинениями увеличивать эту опасность. Поэтому-то нас, патриотов, не возмущают Табаков с его Шелленбергом, Григорий Бакланов, опубликовавший в «Знамени» дневники Геббельса. Поэтому-то нас и изумляет интервью Кургиняна, данное им израильской газете, где он возмущается помешенным в «Дне» портретом Гиммлера, которого никогда и не было на страницах «Дня», и лишь гипертрофированное, перевозбужденное воображение Кургиняна углядело этот портрет на наших страницах.

Мы и впредь будем посещать анатомический театр, где замороженные, покоятся трупы идеологией XX века, станем их изучать и рассматривать, пытаясь выяснить, какие из них были убиты, какие умерли сами, и в этой работе нам не помешают ни наши взвинченные друзья, ни наши рациональные, ненавидящие нас противники.

Так что же такое, по мнению Кургиняна, фашизм? Что есть это зло, возрастающее, как гриб, на теле русской патриотики?

Кургинян дает несколько определений фашизма, и, видит Бог, есть смысл их все рассмотреть.