Россия – возврат к могуществу. Обретение силы и национальной идеи

В октябре же 1917 года произведенный большевиками государственный переворот был не только политический, как ранее в феврале при смене монархии на республику. В октябре произошла замена структуры хозяйствования и «кормления» страны, имущественных и правовых отношений между гражданами, системы управления как в промышленном производстве, так позже и в аграрном секторе. К рычагам управления хозяйственным механизмом пришли люди в «кожанках» и с «наганами», не имевшие знаний и опыта, однако приступившие активно воплощать иллюзорные, никем и нигде непроверенные утопические планы построения «рая на земле». Хозяйство страны начало распадаться под их руками. В промышленности и на транспорте началась разруха, на селе началось сопротивление новым «порядкам», отказ продавать хлеб, сокращение посевных площадей. Кризис был преодолен в некоторой степени лишь через несколько лет при вынужденном возвращении к привычным «капиталистическим» отношениям НЭПа. Однако с последующей его отменой по идеологическим соображениям, страна вновь погрузилась в нехватку «всего и вся», не избежав нескольких лет жесточайшего голода в южных областях страны.

В 1991 году с Россией произошло нечто подобное политическому перевороту октября 1917 года, но только с обратным знаком. Действующей силой внезапных социальных перемен в России были снова отнюдь не народные массы, ведомые политическими силами, заслужившими у них авторитет. Переворот в России в 1991 году был осуществлен незначительной по численности коммунистической «номенклатурой», т.е. высшей партийной и административной элитой.

Народ, давно разуверившийся в коммунистических идеалах, видевший всюду расхождение «слов с делом», с началом «перестройки» с надеждой внимал речам Горбачева, веря, что с новой «революцией» в стране дела пойдут лучше. Но за несколько лет «перестройки» дела в стране пошли только хуже, очереди в магазинах только удлинились, введенный «хозрасчет» на предприятиях дал только больше возможностей воровать руководству, а «антиалкогольная» кампания убедила всех, что наверху оказались такие же «головотяпы», что и прежде. Тем не менее, народ оставался очень «смирен», не было ничего похожего на современные уличные беспорядки по малейшему поводу, как это происходит теперь во всем мире. Советская страна давно отвыкла от проявления политической инициативы снизу.

Поэтому с избранием президентом России Ельцина, с малопонятными для большинства обещаниями и призывами его команды к «свободе» и «демократии», народ вновь робко и с надеждой последовал за недавними коммунистами из ЦК, обернувшимися теперь революционерами. Народ за десятки лет привык, не рассуждая, слушаться коммунистической партии, какие бы неожиданные кульбиты не совершала ее «линия». Новые руководители снова звали за собой, но их слова звучали несколько свежее и честнее. Кроме того, это было вполне «законное» руководство, и занимало оно свои законные места – в Кремле и в здании ЦК на Старой площади. Люди, в душе и по привычкам по-прежнему “советские», были растеряны, но потянулись за ними – прочь от коммунистического прошлого.

Ельцину и его команде предстояло разворачивать социалистическую “телегу» в обратную сторону – назад к частной собственности на средства производства и земли, к частной инициативе, т.е. к капитализму, который их большевистские «старшие товарищи» искоренили 70 лет назад.

Ельцин взял курс на такую новую жизнь, как он и его команда понимали. Во внешней политике – к примирению с Западом. Он сразу удивил вчерашних непримиримых врагов своей готовностью в одностороннем порядке снять с прицелов на западные города наши ракеты с ядерными боезарядами. Он развернул широкую приватизацию государственных промышленных предприятий, пригласил с Запада консультантов по воссозданию фондовой биржи после 70 лет забвения.

Все это действовало на людей самым необыкновенным образом, вселяя в них неоправданные надежды. На митингах в поддержку действий властей можно было увидеть лозунг: «Капитализм, прости и спаси нас!».

В людей вселялось убежденность, что наши прошлые беды – следствие не только «оков» и идейных рогаток на пути, по которому вели «коммунисты», но также и искусственно разжигаемой ими враждебности с Западом. Люди, вслед за Ельциным и его командой были теперь убеждены, что сбросив шоры и путы коммунистической идеологии, показавшей свою несостоятельность, закончив, наконец, противостояние с мировым капитализмом по идеологическим причинам, Запад с радостью примет Россию в свои объятия, забудет прошлые обиды. Без враждебной коммунистической идеологии, грозившей 70 лет Западу мировой революцией, без хрущевских «Мы вас похороним!», «Сокрушим гидру мирового империализма!» или «Мы еще покажем американцам Кузькину мать!» не станет более причин для вражды, и Россия станет равноправным и любимым членом единой семьи западной цивилизации. Это казалось очень желанным и вполне реальным для замученного нехваткой «всего и вся» народа.