Россия всегда права!

Мать навалилась на него, прикрывая собой.

– Лежи, не поднимайся!

Стрельба то утихала, то вспыхивала вновь, подобно волнам, накатывающим на берег. Потом кто-то сунулся в машину, закричал по-русски: «Целы?!» А потом – открылась дверь, и тот же голос закричал по-русски: «Бегите! Бегите!»

До машины, старого фермерского внедорожника, стоящего у обочины, было метра три, но как их они преодолели?! Просто чудом, учитывая плотность огня. И, тем не менее, они их преодолели, Моника тащила сына за собой, а сын – тащил автомат, вцепившись в него как в спасательный круг. Как мужчина и будущий офицер, он знал, что бросить оружие – позор.

– Павел… – мать толкнула его за машину, это был высокий старый трехдверный «Шевроле», за ним было относительно спокойно, – откуда это у тебя? Ну-ка, дай!

– Мама!

Моника вырвала из рук сына автомат. Как он… а, вот.

Здесь было поспокойнее, но все равно – пули били по бортам машин градом, одно за другим лопались, с серебристым звоном осыпались стекла, и казалось, что наступил ад.

Освобожденный от автомата, Павел выглянул в узкий проход между машинами и увидел мертвого графа Комаровского, который лежал у «Линкольна» с распахнутой дверью.

– Мама, Ежи убили! Его убили!

– Давай сюда!

Моника не растерялась, и тут она поняла, что единственный выход – попытаться скрыться, только так она спасет и себя и сына. Лежа на полу в осыпаемом пулями «Линкольне», она прокляла всех – Николая, который так и не смог стать примерным семьянином, себя, за то, что имела глупость уехать из России… да что теперь говорить. Только теперь она поняла и оценила, что значит наличие рядом с собой тех самых жестких, немногословных и правильных мужчин, готовых защищать свою Родину, свою семью и своего Императора до последней капли крови. Будь они под защитой Императорского Конвоя – на них, наверное, даже не осмелились бы напасть.

Но единственный такой мужчина погиб, защищая их, и Императорского Конвоя рядом с ними не было и надо было спасаться самой. Уйти с этой улицы, затем… спрятаться… куда угодно, пока не появится армия, полиция… господи, да кто угодно. Это же Северо-Американские Соединенные Штаты, а не Мехико-сити!

Уйти…

Едва удерживаясь от того, чтобы не поскользнуться на битом стекле, она затащила сына в какую-то то ли лавку, то ли бар… сбоку кто-то лежал, то ли раненый, то ли мертвый – проверять было некогда. Она сняла автомат с предохранителя, найдя сам предохранитель и поняв, что пиктограмма с изображением одной пули означает один выстрел. Так лучше… стрелять очередями не каждый сможет, да и ни к чему это. Теперь надо куда-то уйти… должен быть какой-то выход отсюда… задний двор, что угодно. Только подальше отсюда…

Она и не подозревала, что снайпер, убивший графа Комаровского и держащий под контролем улицу, видел ее и сообщил о направлении ее движения, после чего опять начал отстреливать последних из остающихся в живых защитников конвоя. А над местом боя кружил небольшой беспилотный летательный аппарат, от глаз которого было не скрыться…

– Fire in the hole!

Один из бойцов сковывающей группы встал на колено, держа на плече толстую трубу противобункерного гранатомета. Рявкнул стартовый заряд, комок огня полетел в полицейский участок, влетел в разбитое пулями окно. Полыхнуло – огонь разор плеснулся изо всех окон, ударной волной выбило дверь…

– Мать твою…

– Да! Черт возьми, да!

– Занять оборону! Могут появиться еще полицейские…

Командир сковывающей группы, которому поставили задачу уничтожить полицейский участок в городе и который с блеском ее выполнил, подошел к Уиллу, новичку, сидящему под прикрытием тяжелого Hummer H2, на котором они приехали в город. Он уже приложил к ране перевязочный пакет и засыпал ее специальным порошком, который содержит антисептик и вещество, которое вызывает почти мгновенную свертываемость крови. Пуля из полицейской снайперской винтовки пробила-таки бронежилет, но легкое, по всей видимости, не задела…

– Как ты?

– Жить буду, сэр… наверное.

Командир достал из кармана брюк серебряную, обтянутую кожей фляжку, свернул крышку, дал ее подстреленному подчиненному. Запахло односолодовым виски.

– Держись, парень. Нам десять минут тут стоять, еще десять на дорогу, а потом Том тебя осмотрит. Держись.

– Да, сэр…

– Жаворонок два, немедленно выйдите на связь! «Жаворонок-два», это «Жаворонок-один», немедленно на связь!

Похоже, начинаются неприятности…

– «Жаворонок-два» на связи, – сказал командир как в пустоту, у него был ларингофон на горле, позволяющий держать свободными обе руки, – у нас все тип-топ, сопротивление подавлено. Один раненый.