Читаем Россия выходит из войны. Советско-американские отношения, 1917–1918 полностью

Во-вторых, ситуация означала, что перспективы дальнейшего участия России в войне крайне невелики. Попытка продолжить военные действия истощила бы ресурсы даже единого и прочно укоренившегося режима. Предполагать, что такая попытка могла бы быть предпринята правительством, не имеющим реальной власти над войсками, действующим через офицерский корпус, потерявшим лицо перед рядовыми (и это при том факте, что основная масса солдат, утомленных войной, испытывала безразличие к военным проблемам и, находясь под социалистической пропагандой, уже придерживалась мнения, что эта война – империалистическая и не служит никакой полезной цели), было слишком наивно и оптимистично.

На практике оказалось, что ни одна из отмеченных реалий не была широко замечена в Соединенных Штатах. Не будет преувеличением сказать, что политика американской власти по отношению к российскому Временному правительству в значительной мере основывалась на незнании обеих сторон. В США жили надеждой, что произойдет нечто прямо противоположное: Россия будет быстро развиваться в направлении демократической стабильности, и страна, продолжая энергично преследовать политику лояльного и полного энтузиазма члена западной коалиции, продолжит войну против Германии. В этих заблуждениях кроются корни не только большей части неэффективности американской политики по отношению к Временному правительству, но и трудностей, с которыми впоследствии столкнутся многие американцы, приспосабливаясь к реалиям советской власти.

Подобные недоразумения ни в коей мере не носили противоестественный характер. В традиционной американской политической философии не содержалось ничего, что могло бы сделать американцев осведомленными о достоинствах, которыми, возможно, обладала царская система, или даже заставить их усомниться в том, что устранение этой системы не ведет к быстрому прогрессу в направлении парламентской демократии. Большинству политиков страны никогда не приходило в голову, что политические принципы, по которым они жили сами, могли быть обусловлены их собственной историей и не обладали универсальностью. Интерес к России среди американской общественности ограничивался в основном сочувственным наблюдением за борьбой против самодержавия. Он был сосредоточен в двух основных группах. Одна состояла из тех, кого можно было бы назвать коренными американцами-либералами, то есть людей, симпатии которых были ограничены и сосредотачивались на страданиях российских оппозиционеров более раннего периода. Ряд американских деятелей, в том числе Джордж Кеннан-старший, Сэмюэль Клеменс и Уильям Ллойд Гаррисон, в начале девяностых годов XIX века основали частную организацию под названием «Американские друзья русской свободы», цель которой заключалась в оказании помощи жертвам царских репрессий. Эта организация просуществовала вплоть до революции, ко времени которой ее члены уже были пожилыми людьми (естественно, из числа еще живущих). Их впечатления о русском революционном движении, основанные в основном на наблюдениях, сделанных Кеннаном в период 1860–1880 годов, относились к домарксистской фазе борьбы. Их сочувствие и помощь были адресованы главным образом социал-революционерам, которые, будучи социалистами (но не марксистами), несли в себе духовное наследие более ранних народнических тенденций в русском революционном движении. Они крайне слабо представляли себе последствия господства марксизма последних дней российской революционной мысли.

В этом отношении либералы старшего поколения особенно отличались от другой группы американцев, интересующихся Россией. В основном это были эмигранты-евреи, переехавшие в Соединенные Штаты начиная 1880-х, опасаясь расовой дискриминации или политических преследований (или того и другого вместе). В значительной степени на них повлияли марксистские доктрины, произведшие столь глубокое впечатление на евреев русской «черты оседлости». Преимущественно эти люди относили себя к социал-демократам, а не к социал-революционерам. Их отличие от американских либералов заключалось в том, что их представление об оппозиционном движении в России было ориентировано на социальную революцию в смысле перехода власти к определенному социальному классу, а не к общей политической свободе в американском понимании. С первой группой они разделяли лишь только сильное желание уничтожения царского абсолютизма. Тем не менее и те и другие оказывали доминирующее воздействие на формирование уважительного американского отношения к российским делам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное