Россия за облаком

— Найдём! — говорил он ровным, ничуть не запыхавшимся голосом. — Задача у нас ясная, адресация точная. Думаю, они там лагерем встали и нас дожидаются. Заберём их со всем хозяйством — и домой. К себе возвращаться ещё проще будет. А там догоним своих — и на новые места. Хотя, думаю, и догонять не придётся, отцу ещё нужно вторую лошадь докупить, чтобы не тащиться пешим по конному. Деньги есть, батяня у меня запасливый и предусмотрительный, сбережения хранил не в банках и не в баксах, а в александровских целковиках. Расчёт верный, раз уж они за сто лет не обесценились, то и впредь в цене останутся. И как в точку угадал! Так что за своих я спокоен, теперь главное — твоего майора вытащить, прежде чем они в прошлом дров наломают. Бабочек понадавят не тех, что следует, или лягушку какую зашибут, от которой род людской должен произойти. Время — материя маловразумительная, с ней аккуратность требуется. Так что мы майора заберём, лагерь свернём по-шустрому, но чистенько, чтобы ни окурка нигде, ни гильзы стреляной, всё с собой забрать и — марш-марш! — домой. Каждый кулик в своё болото, каждый овощ в своё время.

— А я куда? Моего болота нигде не осталось.

— Ты — с нами. Паспорт тебе выправили на нашу фамилию, чтобы с цензом оседлости проблем не возникло, так что ты теперь Савостин Гаврило Борисович. Горислава, извини, в святцах нет, а бюрократы народ въедливый, так что с новым именем покойней будет.

— Как знаете, — устало согласился Горислав Борисович.

— Служил Гаврила времяходом, века Гаврила рассекал! Ничего, дядя Слава, беспокойства много, зато жизнь интересная. Кстати, глянь, мы, никак, пришли. На араукарию эта ёлка похожа?

— Она самая, — прошептал Горислав Борисович, стараясь унять дрожь.

Никита вскинул двустволку и дважды, с коротким промежутком, выпалил в воздух.

— Не надо! — взмолился Горислав Борисович. — Это же не только наши слышат, но и хищники тоже!

— Пусть слышат! — Никита споро перезарядил ружьё. — Хищники умные, они понимают, что такой звук вкусным не бывает.

— Что мы знаем о здешних хищниках?

— Вот это и знаем.

Прошли ещё немного. Туман окончательно исчез, открылся бесплодный красный ландшафт. Дышалось трудно, как в горах. Белесое, бескислородное небо низко нависало над головами.

— Где мы их тут будем искать? За два дня они могли на сто километров уехать!

— Найдём. Главное — не паниковать. Караван из десяти телег, знаешь, какой след оставляет?

— Из девяти. Одну лошадь крокодил съел.

— Это без разницы, след всё равно будь здоров останется. И далеко они не умотают, найдут место с хорошей водой, чтобы грязь из крокодильей лужи не пить, и разобьют лагерь. Телеги в круг поставят, сами — внутри. Там и будут ждать, наружу — только пешие группы. Так что главное — след сыскать.

— Что его искать? Вон он, как его… биркет… виден уже.

Поднялись на пригорок, и место, где произошла трагедия, предстало во всей красе. Останки саркозуха и разбухший труп лошади так и валялись неподалёку от воды, однако никаких вещей, даже пустой телеги, видно не было. Стайка трупоядных зверьков, очень напоминавших землероек, но размером с крупную крысу, при виде людей кинулась врассыпную. В неподвижном воздухе висел сладко-тошнотворный запах падали.

— Не могу!… - простонал Горислав Борисович.

— Терпи, казак, атаманом будешь, — успокоил Никита, спускаясь к воде.

— Не надо! Вдруг там ещё один?!

— Никого там нет. Второй крокодил убитую лошадь мигом сожрал бы. Да и братца своего — тоже.

— А крысы?

— Что — крысы? Миленькие зверушки, явно млекопитающие. Так что ты с ними побережней обходись. Может, это наши с тобой пращуры. Как бы хроноклазмов не натворить…

— Да ну тебя… Вечно ты скажешь гадость.

— Неохота от крысюков происходить? А эволюция тебя не спрашивает. Потому мы сырого мяса и не жрём, а предпочитаем варёное да тушёное, что родом из трупоедов, и любим, чтобы мясо было подразложившимся. И нечего губы кривить, правда всегда неаппетитна.

— Меня сейчас стошнит.

— Ладно, уже всё. След нашли. Вон они куда доехали. А что наши хвостатые предки мерзенькими были — не страшно. Главное, в собственной душе трупоеду воли не давать. По капле выдавливать из себя трупоеда… — это кто сказал?

— Чехов говорил про раба.

— Разница невелика. Рабская психология от трупоедской отличается слабо. Прятаться, пресмыкаться, тухлятину жрать… Человек первый шаг к небу сделал, когда на ноги встал и выпрямился. А на четвереньках гордо звучать не получится, на четвереньках выть удобно. С этим и Чехов согласится, и Горький…

Водоём с трупами и падальщиками остался позади, след каравана пролегал вдоль крутого склона, где было меньше крупных камней и могли пройти повозки. Изрезанный эрозией гребень и засыпанное валунами русло были совершенно непроходимы для тяжёлого обоза.

Горислав Борисович постепенно успокоился, или, быть может, размеренный, чуть монотонный голос Никиты успокоил его, но мысли привычно повернули к предметам отвлечённым, не имеющим отношения к динозаврам, трупоедам и иным фрустрирующим факторам.