Россия за облаком

Горислав Борисович молчал, вспоминая Никитины слова: «Такие ломаются чаще других». При взгляде на майорскую команду в это верилось и не верилось одновременно.

С просёлка обоз вывернул на асфальтированное шоссе и вскоре оказался возле закрытого мотеля. Здесь ничто не изменилось, только название было сбито с фасада, впрочем, вновь без особого успеха. Некогда голубая краска на стене успела выцвести, а под буквами сохранила первозданную свежесть, так что голубые контуры оповещали проезжих, что перед ними прежний мотель «Заика». Горислав Борисович усмехнулся, подумав мимоходом, что когда завхоз заново выкрасит стену, «Заика» таинственным образом проступит сквозь слой свежей краски.

Однако, несмотря на все усмешки, о себе Горислав Борисович осмелился напомнить, лишь когда обоз въехал на территорию, огороженную забором из панцирной сетки:

— Вы обещали отпустить меня сразу после первой поездки.

— А ты обещал отвезти нас в девятнадцатый век, а сам завёз в доисторические времена, — отпарировал майор.

— Я обещал постараться, и я старался, — упорствовал Горислав Борисович.

— Плохо старался, — спор всё больше напоминал перепалку нерадивого ученика со строгим учителем. — Отвезёшь нас куда надо — и всё, можешь быть свободен.

— Да знаю я вас, вам и тогда понадобится одно поправить, другое подкорректировать. Вы же говорили: «Покажи, как ходишь по времени, а дальше мы как-нибудь сами». Тут уж вы не скажете, что я плохо показал. Миллион лет — не шутка. Сдержите и вы своё слово: оставьте меня в покое и обходитесь как-нибудь без меня. Поймите, я устал. Семидесятилетних стариков даже в войну на фронт не брали.

— Понимаю я всё, Горислав Борисович, — произнёс майор, пригасив в голосе командирские интонации. — А что делать прикажете? Экспедиция пошла прахом, результатов — ноль, все наши приборы, которые мы таскали с собой, не показали ничегошеньки. Так что «как-нибудь самим» у нас не получится. И главное, девятнадцатого века мы так и не видали. Впрочем, я сейчас не о том… все мы устали, особенно вы, всем надо отдохнуть. Элементарно выспаться, в конце концов. Дома у вас шаром покати, печь не топлена, так что оставайтесь тут. Поужинаем, выспитесь по-человечески, а завтра утречком поговорим. Савостин, думаю, тоже у нас ночевать останется. Хотите, в одном домике с вами. Ну что вы смотрите, словно я вас в тюремную камеру волоку? Я в гости приглашаю.

«На „вы“ перешёл, — отметил Горислав Борисович. — Значит, и впрямь на сегодня работа закончена. Плюнуть на всё, согласиться переночевать… и завтра всё начнётся заново. Скандал закатить? Но это всё равно не поможет, никуда он меня не отпустит. Право слово, лучше бы он у крокодилов остался».

— Не хочу я ужинать, и вообще ничего не хочу. Мне бы домой, до постели добраться…

— Егоров! — крикнул майор. — Гостевая комната готова? Проводи товарища. И ужин ему туда отнесёшь.

Горислав Борисович вздохнул и безнадёжно поплёлся вслед за услужливым сержантом, бывшим на подхвате у толстого завхоза.

Когда принесли ужин, Горислав Борисович не притрагивался к нему целых пятнадцать минут, но картошка со свиной тушёнкой и свежепросольный огурец пахли так соблазнительно, что Горислав Борисович, не уставая ворчать, что приступ холецистита ему теперь гарантирован, охоботал целую миску и, чувствуя, как начинает размякать, дал себе слово, что завтра ни на йоту не уступит, когда майор примется обрабатывать его на предмет следующего похода.

— Хватит, — беззвучно шептал он, — напродавался за чечевичную похлёбку, молочка вволю попил, за сто лет не разгрести. Всё, больше я в эти игры не играю, пусть хоть на дыбу!

И чем больше накручивал себя, тем яснее понимал, что завтра капитулирует и, проклиная всё на свете, поведёт караван прогрессоров строить Российскую империю, которая наверняка окажется ещё гаже, чем нынешнее убожество. Давно замечено, что любые улучшения только ухудшают существующее положение. А малодушно съеденный ужин сыграет не последнюю роль в завтрашней комедии. Неловко станет отказывать, и мир на этот раз окажется продан за малосольный огурец.

Молоко да огурчик — с какой стороны ни посмотри, несварение гарантировано.

В дверь постучали.

«Уже?!. Хотя бы до завтра не трогали, хоть несколько часов покоя могли бы дать!»

По счастью, это оказался Никита.

— Уф! — проговорил он, усевшись на стул и взъерошив пятернёй не успевшие как следует отрасти волосы. — Беда с этим майором. Упёртый мужик. Подай ему великую Россию — и всё тут. Одно слово, битому неймётся. В общем, так: уговаривать его бесполезно, спорить — глупо, добром он нас всё равно не отпустит. Пора делать ноги.

— Как? Я же тут под арестом, мне и за дверь выйти не позволят.

— За дверь выйти не проблема, весь коттедж в нашем распоряжении. Меня, кстати, во второй комнате поселили, так что соседей у нас не будет. Вот на улице мы сразу окажемся под наблюдением. Серьёзной охраны тут нет, всё-таки это не секретная лаборатория и не военная база, но силой продираться всё равно неохота. Так что попробуем прямо отсюда.

— Что — прямо отсюда? — не понял Горислав Борисович.