Россия за Сталина! 60 лет без Вождя

Кестринг, конечно, попал пальцем в небо даже в отношении деревни – уже через три года колхозные рынки юга России ломились от продуктов.

Я не сторонник ссылок на те или иные «личные воспоминания», но сошлюсь все же на свидетельство доктора философских наук Ричарда Ивановича Косолапова, сына казака, ставшего советским работником. Отправляясь в 1940 году в служебную поездку по Кубани на автомобиле, отец прихватил с собой 10-летнего Ричарда, и он до сих пор вспоминает то отнюдь не показное изобилие, которое постепенно становилось в СССР бытом.

Да и от простых людей в разные годы приходилось слышать сказанное со вздохом: «Да-а, перед войной мы уже начали жить…»

Я уже об этом писал.

Не очень угадал немец и с влиянием на работу советской экономики «бесконечного смещения и арестов руководителей». Как учит нас почти шутливая наука мэрфология: «Удачный бомбовый удар противника по высшим штабам резко повышает боеспособность вашей армии».

А вот как написал Кестринг и о людях:

...

«Я не хотел бы обойти молчанием то впечатление, которое получилось у меня от населения вообще… Повсюду, как в городе, так и в деревне, можно было наблюдать распущенность молодежи, неуважение к каким бы то ни было авторитетам, «хулиганство», как это называют здесь. Я не зайду слишком далеко, если охарактеризую теперешнее поколение грубыми словами как «погрязшее в свинстве» в результате революции, подрыва всех идеалов и всякого авторитета…»

У бывшего тульско-германского помещика и советской молодежи идеалы и авторитеты неизбежно разнились, и даже – весьма… Но идеалы у нашей молодежи были – это показала война!

Тем не менее для нас, на мой взгляд, интересно и ценно то, что даже в 1937 году Кестринг после такой информативной вроде бы поездки оценивал достижения СССР Сталина без особых восторгов и даже вполне скептически.

Были ли у него для этого основания? Увидел ли он действительность или смотрел, но не увидел?

Ну, как сказать…

Конечно, Кестринг многого не понял – очень уж он при всем прекрасном знании русского языка ненавидел ту красную Россию, которая лишила его тульского имения и доходов с него.

Но в его отчете есть деталь, самим автором отчета (как, скорее всего, и его начальством) по достоинству не оцененная. Почти на всех остановках, даже в глухих местах, вокруг его автомобиля собиралась восторженная толпа. Еще бы – восьмицилиндровый двигатель мощностью 75 лошадиных сил и спецзаказ!

Но что кричали люди?

А вот что: «Наш новый ЗИС!»

Да, когда они узнавали, что это автомобиль германской марки, то огорчались… Но можно ли было представить подобную сценку в старой России? Если бы кто-то проезжал бы по тем же местам всего двадцать лет назад на классном по тем временам автомобиле, то никто в собравшейся толпе не сомневался бы, что это – «ихнее», а мы, мол, только и умеем, что лаптем щи хлебать…

А теперь все были уверены, что это – «наше»…

Ну, а если и не наше, то у нас такое скоро тоже будет!

На этой, вроде бы мелкой, детали кестринги и гитлеры через несколько лет с новой Россией и промахнулись! Они смотрели на советских людей как на «рабов тоталитарного режима», а в России уже вырастало племя «сталинских соколов».

В 1937 году все еще было в СССР в «строительном мусоре» и сами строители еще не блистали чистотой рук и физиономий.

Но они строили!

Строили под рукой Сталина и, значит, строили успешно.

Между прочим, уже в начале 30-х годов выполнение советских заказов заставило знаменитого немецкого авиапредпринимателя и конструктора Хейнкеля резко улучшить технологическую дисциплину и методы заводского контроля. «Я думал, – удивлялся Хейнкель, – что у меня отличный завод, но большевики работают лучше».

Конечно, тогда это был все же скорее комплимент – в начале 30-х годов далеко не на всех советских авиационных заводах та же, скажем, технологическая дисциплина была на уровне заводов Хейнкеля. К тому же в Германии не было такого явления, как вредительство, а в России – было. И было не в отчетах ОГПУ или НКВД, а в жизни. Ведь у новой России хватало врагов и ненавистников не только в полуграмотной кулацкой, но и во вполне образованной среде.

Да, для 1937 года многие наблюдения Кестринга не были результатом лишь искажения угла зрения…

Но уже в 1940 году…

Ах, не могу я, увы, втиснуть в эту книгу ряд захватывающих примеров того, что мы имели в 1940 году в области одного лишь авиастроения! Только в одном из многих подобных источников – в воспоминаниях наркома авиационной промышленности Алексея Шахурина, этим примерам, как говорится, «несть числа»…

Приведу один…