Россия за Сталина! Вождь народа против жуликов и воров

«Говорят, что трудно овладеть техникой. Неверно! Нет таких крепостей, которых большевики не могли бы взять. Мы решили ряд труднейших задач. Мы свергли капитализм. Мы взяли власть. Мы построили крупнейшую социалистическую индустрию. Мы повернули середняка на путь социализма. Самое важное с точки зрения строительства мы уже сделали. Нам осталось немного: изучить технику, овладеть наукой. И когда мы сделаем это, у нас пойдут такие темпы, о которых сейчас мы не смеем и мечтать. И мы это сделаем, если захотим этого по-настоящему!»

Конечно, то, о чем Сталин говорил в начале 1931 года как о факте, в то время и даже через год-два фактом не было.

Однако нельзя сказать, что Сталин обманывал себя и страну, что он выдавал желаемое за действительное… Он просто заглянул в то очень близкое будущее, которое мало кто тогда мог разглядеть.

В 1931 году заглянул в будущий СССР, ну, этак 1939 года.

Ведь Сталин это умел – видеть будущее!

Выступая 3 июля 1941 года по радио, он сказал:

«Товарищи! Наши силы неисчислимы. Зазнавшийся враг должен будет скоро убедиться в этом…»

6 ноября 1941 года он закончил свое выступление на торжественном заседании Московского Совета по поводу 24-й годовщины Октября знаменитыми словами:

«Наше дело правое – победа будет за нами!»

Да, и на этот раз то, что Сталин говорил летом и осенью 1941 года, даже через год, фактом не стало.

Новедь оносталофактом!

Пусть и лишь через три с лишним года…

Вот так и в 1931 году Сталин шагнул немного дальше реальности.

Но шагнул он не в химеру, не в утопию, в будущую реальность! Тем он всегда и был силен.

Кризисный 1933 год остался позади, и уже с 1934 года общественная температура стала быстро падать, Россия переболела отсталостью и теперь набирала темпы.

Представим себе стройку…

Строится грандиозное здание – котлован, грязь, леса, строительные материалы, все еще неопределенно, серо и продуваемо ветрами.

Но вот сняты леса, уложены плитки тротуара, высажен молодой парк, и весь замысел открывается во всей силе реального его воплощения.

И все радуются и восхищаются, забыв о былых проблемах, о неудобствах, о строительной грязи и мусоре…

Но радуется ли сам архитектор, если он ранее слышал так много невеселого, злобного и в свой адрес, и в адрес его замысла, верность которого у него не вызывала сомнений с самого начала'?

Он-то, вне сомнений, удовлетворен…

Но рад ли?

Что ж, радость, оказывается, давно съела борьба.

Ведь бывает и так…

Вот и у Сталина, как я понимаю, на фоне нарастающих успехов 30-х годов с годами возрастало чувство законного удовлетворения сделанным, но чувство радости от сделанного он испытывал все реже…

Очень уж тяжелой и утомительной оказалась его борьба за Дело против тех, кто ему мешал.

ПОСЛЕ смерти Ленина Сталин сравнивал его с горным орлом, Думаю, это сравнение пришло ему на ум в том числе и потому, что Сталин сам, скорее всего, внутренне отождествлял себя с орлом – птицей не просто большого полета, а – одинокого полета.

При этом Сталин не был индивидуалистом, Он мог быть, особенно в молодые годы, когда положение «не обязывало», даже душой компании!

Даже в зрелости был отличным собеседником…

Но крупная личность всегда готова к одиночеству уже потому, что далеко не всегда, с одной стороны, она сталкивается с пониманием (а тогда есть ли нужда в общении?).

С другой же стороны, незаурядному человеку не скучно и наедине с самим собой.

К тому же готовность к духовному одиночеству не могла дополнительно не развиться и окрепнуть у Сталина как во время нескольких одиночных заключений, так и в период туруханской ссылки, где способность к постоянному внутреннему общению и согласию с самим собой оказывалась залогом сохранения духовного здоровья.

Впрочем, готовность и склонность – вещи разные, Готовность была воспитана обстоятельствами, склонности же не было.

При всем при том в жизни зрелого Сталина-политика, то есть после 1917 года, уже, казалось бы, не было места для большой дружбы, зарождающейся в юные годы.

Но друг, и друг большой, искренний, понимающий, у Сталина долгие годы был – Киров.

Только над Кировым Сталин мог беззлобно подтрунивать, получая в ответ такую же товарищескую ироничную, но беззлобную ответную реакцию.

Дружил Сталин с «Артемом» – Федором Андреевичем Сергеевым (1883–1921).