Юра обладал двумя внешними особенностями, которые сразу бросались в глаза и делали его облик запоминающимся: твердым волевым подбородком и огненно-рыжими курчавыми волосами. Мы так его обычно и звали: «Рыжий Юрка». Поскольку я жил с ним в общежитии в одной комнате, могу засвидетельствовать, что теория «нордического подбородка» на нем вполне оправдалась: он действительно был очень волевым и целеустремленным человеком. По своей натуре это был деятель, а не созерцатель. Я думаю, что он принадлежал к тому же духовному типу, что и Петр Первый. Во всяком случае, наблюдение за Юрой Орловым помогло мне создать для себя психологический портрет Петра, который я считаю достаточно верным. Этот император тоже был прирожденным деятелем – с самого детства он минуты не мог сидеть сложа руки, энергия била в нем ключом, он то командовал потешными войсками, то строил флот на Яузе и в Переславле-Залесском, то мотался по Европе, разыскивая и покупая всякие диковины и перенимая разные изобретения, а потом и вообще начал возводить на болотах новую столицу при наличии вполне благополучной и как нельзя лучше отвечающей своему назначению Москвы. Прорубил окно в Европу. Правда, Европа была в ужасе от такого прорубания, но это другой разговор.
Такие люди достойны всякого уважения, ибо это мощные моторы, приводящие в движение все вокруг себя, но за эту свою двигательную силу, как и вообще за все в этой жизни, им приходится платить. Они платят за нее тем, что нередко направляют свои усилия на вещи совершенно ненужные, а порой даже и вредные, так как они не способны прервать свою бурную активность и подумать, действительно ли это то, чем следует заниматься. Для того чтобы увидеть глубинный смысл какой-то деятельности и понять, к каким последствиям она приведет, нужно как следует пофилософствовать, а это занятие кажется всякому настоящему деятелю пустой тратой времени. Поэтому такой человек похож на заводной танк: сметая все со своего пути, он мчится по прямой линии, но куда эта прямая оказывается направленной, определяется не внутренним выбором, а внешними случайными обстоятельствами.
В научной карьере Орлова тем случайным обстоятельством, которое предопределило ее направленность, было то, что на втором курсе меня и его направили на практику в Институт теоретической и экспериментальной физики, прятавшийся тогда под псевдонимом Теплотехнической лаборатории и размещавшийся в той самой усадьбе Черемушки, принадлежавшей внуку петровского фаворита Меншикова, которая потом дала название всем новым кварталам СССР, и, кажется, не только СССР. Возглавлял ТТЛ Алиханов, а Мигулин строил там наш первый циклотрон. Вот к нему-то, то есть к циклотрону, мы с Юрой и пристроились. Мне пришла идея заняться расчетом движения протона в будущем циклотроне – эта работа показалась мне интересной, поскольку в техническом отношении была тогда довольно трудной. Так как частота переменного поля на ускоряющей щели циклотрона постоянна, а частота обращения протона в постоянном магнитном поле из-за релятивистского увеличения массы с увеличением скорости падает, настает момент, когда накопленное опоздание станет таким, что протон будет подходить к щели в тот момент, когда на ней нет напряжения, и ускорение прекратится. Теория относительности подкладывает здесь физикам свинью, из-за которой циклотрон может разогнать протоны лишь до какой-то ограниченной энергии. Чтобы определить эту энергию и найти максимальное число оборотов частиц в процессе ускорения, после которого напряжение надо со щели убирать, нужно мысленно пройти весь путь вместе с протоном, то есть круг за кругом промоделировать весь ускорительный цикл. Сегодня компьютер сделает это за ничтожную долю секунды, но тогда компьютеров еще не было и воспроизводить цикл нужно было вручную. Этим мы с Юрой и занялись: поставили на стол немецкий электрический арифмометр и стали вычислять по известной формуле время каждого полуоборота, внося в следующий шаг расчета новую массу, которую находили по другой формуле. Короче, Орлов, я и «Рейн-металл» образовали «очень медленнодействующую вычислительную машину» и пребывали в ипостаси первооткрывателей около месяца. Хотя это была рутинная, совершенно не творческая работа, я вспоминаю этот месяц как один из лучших в своей жизни. Во-первых, мы получили полезный для нашей лаборатории результат, а во-вторых, в этом нашем уединении было переговорено много такого, что только вступающим в самостоятельную жизнь молодым людям кажется очень интересным и важным.