Во-вторых, «богатства» — понятие относительное. То, что сто лет назад могло быть основой благополучия целых государств (например, запасы железной руды и угля в Германии), сегодня едва способно прокормить несколько тысяч занятых в соответствующих отраслях. Потребности в нефти и ее производных, возможно, тоже уже через несколько десятилетий начнут снижаться в связи с началом широкомасштабного использования альтернатив мазуту и бензину для производства электроэнергии и в двигателях внутреннего сгорания.
В-третьих (и это главное): то, что скрыто в недрах или водах — это еще не богатство. Богатство — это то, что можно из этого природного состояния извлечь, доставить, обработать и продать так, чтобы покрыть издержки и получить прибыль, а это совсем не одно и то же. Теоретически, подо льдами Антарктиды тоже могут быть скрыты огромные запасы минеральных ресурсов, но ведь только безумец заплатит хотя бы рубль за право вести там, допустим, разведку и добычу нефти и газа. В свое время мы гордились, что можем чуть ли не за Полярным кругом добывать уголь, а теперь вынуждены тратить огромные деньги, чтобы только вывезти оттуда людей. По расчетам экспертной группы специалистов РАН, уже сейчас только нефть и газ способны давать существенный добавочный доход, превышающий среднюю норму прибыли, да и то при нынешних высоких мировых ценах на них. Остальные же «колоссальные природные богатства» способны в лучшем случае поддерживать занятых в добывающих их отраслях и за их счет платить достаточно скромные налоги, а в худшем — требуют для своего освоения, по сути, безвозвратного субсидирования.
Наконец, в-четвертых, не надо забывать о масштабах страны. В Саудовской Аравии, где сравнительно небольшое население сосредоточено на узкой полосе территории вдоль побережья, крупнейших в мире запасов нефти достаточно, чтобы за их счет обеспечить высокий уровень жизни, да и то только коренным гражданам, которых менее 20 миллионов. В России, где свыше 140 млн граждан разбросаны на территории в 17 млн кв. км, это невозможно в принципе. Доход, который может быть получен здесь от освоения природных ресурсов, надо делить, во-первых, на 140 млн человек, не считая работающих здесь иностранцев, во-вторых, принимать в расчет российские расстояния и российские дороги, и в-третьих, учитывать российский климат со всеми вытекающими из него экономическими последствиями.
Поэтому столь любимый многими тезис о том, что народ России якобы живет на несметных богатствах, которые у него отняли какие-то злоумышленники, и поэтому он живет так бедно — не соответствует действительности. Вопрос о контроле за природными ресурсами, о монополизме при их эксплуатации, о характере и использовании природной ренты — это вопросы политические, если угодно, социальной справедливости, но не вопросы бедности или процветания страны. Если речь идет о том, что отдельные лица не должны незаконно присваивать себе доход, проистекающий исключительно из права распоряжения национальными природными ресурсами, то это, безусловно, правильная постановка вопроса. Если же говорится о том, что «мы вернем народу его природные ресурсы, и он заживет счастливо и богато», то это — циничный обман или, в лучшем случае, глубокое заблуждение.
Особая роль «сырьевой экономики»
Пожалуй, наиболее общим местом для любых аналитических статей и материалов о российской экономике является тезис о ее зависимости от добычи и экспорта природного сырья, и в первую очередь природных энергоносителей — нефти и газа. Хотя в отношении конкретных цифр и расчетов, призванных продемонстрировать высокую зависимость российской экономики от сырьедобывающего сектора, существуют значительные расхождения и споры, в той или иной степени эту зависимость признают практически все эксперты. Вместе с тем вопрос о формах и реальной степени этой зависимости не так прост и требует некоторых разъяснений.