РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ И ЕЁ ВРАГИ

Для ощущения солидарности с царским режимом существовали не только материалистические причины. Идея Святой Руси - триединство православия, самодержавия и народности -сохраняла свое влияние на массы на протяжении большей части имперского периода. В последние десятилетия царского режима социалисты-революционеры приходили в отчаяние от непреодолимой, как им казалось, силы православного крестьянского монархизма. Однако даже крестьянское православие не было однозначным источником поддержки режима. «Великая схизма»18 семнадцатого века привела к массовому отступничеству от официальной церкви. Среди отступников было много верных членов православной общины, которые восстали против попыток реформации национальной церкви и приближения ее обрядов к греческим. Эти староверы были ключевым элементом русского национального сообщества. Они также были крупным потенциальным источником поддержки современного русского национализма. Их отчуждение от царского режима (хотя к концу девятнадцатого века оно стало только частичным) характеризовало значительное ослабление царской легитимности и русского национального единства.

Автор иронически применяет термин «Великая схизма», которым обычно обозначают раскол христианской церкви на католическую и православную (1054 год), к расколу русской церкви, вызванному реформами патриарха Никона.

Пример армии в качестве источника массового отождествления с царским государством еще более сомнителен. Армия, без сомнения, защищала и увеличивала российскую территорию, но русские крестьяне боялись попасть на долгосрочную службу в регулярной царской армии, существовавшую с петровских дней до большой военной реформы 1874 года, которая - по крайней мере в принципе - ввела всеобщую краткосрочную воинскую повинность. Значительный процент оторванных навсегда от родного дома новобранцев погибал от непривычных условий и дурного обращения, не достигнув даже своих полков. Условия службы были суровыми, обхождение офицеров и сержантов - крайне жестоким, а медицинской службы до девятнадцатого века не существовало вообще. И все-таки, как после нескольких десятилетий на российской службе заметил французский эмигрант генерал Ланжерон19, эта армия, условия службы в которой должны были бы сделать ее одной из худших среди старорежимной Европы, во многих отношениях была, возможно, лучшей.

Многие современники объясняли это ее уникальной (для восемнадцатого века) этнической однородностью и могучим чувством патриотизма русских солдат. И, разумеется, никому из исследователей не приходило в голову усомниться в глубокой и неподдельной преданности солдат своим полкам, некоторым командирам, православной церкви и непосредственно монархам. Поразительная моральная стойкость и способность к самопожертвованию, неоднократно проявлявшиеся русскими солдатами и матросами, не могут быть объяснены без учета вышесказанного. Более того, хотя рядовой состав русских вооруженных сил до 1874 года пребывал как бы в стороне от гражданского общества, трудно себе представить, что беззаветная и часто героическая военная служба буквально миллионов простых русских людей не оказывала воздействия на политическую идентичность масс в восемнадцатом и девятнадцатом веках. Такие герои, как Суворов и Кутузов, исполненные драматизма перипетии Отечественной войны 1812 года и обороны Севастополя должны были оставить (и, бесспорно, оставили) глубокий след в сознании современников и в значительной мере создали огромный потенциал для последующей эксплуатации националистическими политиками и интеллектуалами.

Ланжерон Александр Федорович (1765-1831) - граф, генерал, французский эмигрант на русской службе. Отличился в шведской войне 1790 года и при взятии Измаила, После Наполеоновских войн управлял Новороссийским краем, много сделал для развития Одессы,