В действительности успех социалистической революции в Германии с большой вероятностью мог оказаться полным разочарованием для российских большевиков. Социалистические или нет, правительства в Германии и России преследовали бы совершенно различные интересы и цели, причем в некоторых случаях позиции сторон были бы остро конфликтными. Со временем оба социалистических режима усвоили бы различные политические и культурные традиции управляемых ими народов - ведь уже до 1914 года между русской и немецкой социал-демократическими партиями существовали серьезные разногласия. Кроме того, марксистские интеллектуалы, не говоря уже о революционных марксистах, никогда не отличались особой любовью к компромиссам или желанием смягчить идеологические расхождения при помощи прагматичного, скромного и доброжелательного подхода. Наоборот, обычно это были сильные личности, готовые любыми возможными способами отстаивать свои убеждения. Расхождения между прежними мировыми религиями, основанными, как и марксизм, на традициях иудейского монотеизма, обычно возникали вокруг наиболее спорных мест доктрины. Эти расхождения, как правило, приводили к территориальным размежеваниям, поскольку различные направления поддерживались соперничающими политическими фракциями со своими собственными региональными базами власти. Со временем соперничающие доктрины и политические режимы усваивали аспекты местных политических и культурных традиций. Именно этому было суждено случиться с мировым коммунистическим движением после Второй мировой войны, когда коммунистические режимы возникли в Пекине и Белграде - вне досягаемости советской военной мощи. Есть все основания полагать, что похожий процесс имел бы место десятилетиями раньше, если бы после 1918 года самостоятельные центры власти возникли бы в Москве и в Берлине,
Но германская революция потерпела поражение, и социалистическая Россия осталась в одиночестве, К 1924 году стало ясно, что в ближайшем будущем в Европе не будет больше социалистических революций. Логическим ответом стала сталинская теория «построения социализма в одной отдельно взятой стране». В принципе это ни в коем случае не было отказом от мировой революции. Это было просто реалистическим признанием того факта, что мировая революция пока невозможна. Первичной задачей была провозглашена оборона Советской России как базы будущей мировой революции, а также развитие ее огромных потенциальных человеческих и природных ресурсов. Однако если рассматривать защиту и развитие Советского государства в опасной международной обстановке как главную насущную задачу, неизбежно придется принять многие традиционные приемы внешней политики и геополитические перспективы царизма. Так, Сталин в 1921 году, оправдывая агрессивную и аннексионистскую политику в Кавказском регионе, утверждал, что «Кавказ необходим для революции, поскольку является источником сырья и продовольствия. А благодаря его геополитическому положению на стыке Европы и Азии, между Европой и Турцией, его экономические и стратегические сообщения приобретают первостепенную важность»,
Впоследствии в качестве единоличного диктатора Сталин в своей внешней политике руководствовался многими традиционными для царской России взглядами на территориальную экспансию, геополитические проблемы и силовые методы решения политических споров, Его главный помощник и министр иностранных дел Молотов позже утверждал, что «Сталин, как никто другой, понимал историческое предназначение и судьбоносную миссию русского народа - предназначение, о котором писал Достоевский: "...стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит только стать братом всех людей, всечеловеком... ко всемирному, ко всечеловечески-братскому единению сердце русское, может быть,, изо всех народов наиболее предназначено". Он верил, что когда-нибудь мировая коммунистическая система победит - и он делал все, что возможно, для достижения этой цели, - и тогда главным мировым языком, языком международного общения, станет язык Пушкина и Ленина», Молотов также добавлял, что «моей задачей как министра иностранных дел было расширение границ нашей родины». Так, с прямотой, которая повергла бы в ужас даже министров Николая II, были провозглашены традиционные имперские принципы, связывающие воедино территориальную экспансию и грубую силу.
Достоевский Ф,М. Из речи на открытии в Москве памятника А.С. Пушкину (1881).