Одной из главных причин, уже упоминавшейся ранее, было то, что для протестантской прусской и антидемократической элиты, доминировавшей во втором рейхе, сама идея присоединения австрийских немцев была ненавистна. Другая причина заключалась в том, что присоединение австрийских немцев к рейху, которое изменило бы весь европейский баланс сил, было невозможно в мирное время без поддержки одной из великих держав. Но третьей и по меньшей мере столь же важной причиной было то, что австрийские немцы представляли собой разделенное сообщество со многими конфликтующими лояльностями и идентичностями, причем многие из них ни в коем случае не хотели покинуть империю Габсбургов.
Для понимания идентичности и двусмысленного положения австрийских немцев достаточно вспомнить два важных фактора. Первое: накануне великой войны они составляли только 23,4 процента населения монархии. Второе: они не были нацией ни в каком смысле – тем более правящей нацией.
Значение демографических факторов в истории современной империи трудно переоценить. В 1900 году Германская империя была подавляюще немецкой по национальному составу. Фактически это было национальное государство. Вера англичан в то, что имперская федерация может превратить белую империю в великую британскую нацию, была не совсем утопической. То же самое можно сказать о надеждах русской элиты превратить центр империи в русское национальное государство. Однако никто не мог предполагать, что империя Габсбургов, где немцы составляли меньше одной четверти населения, может каким-то образом стать нацией. Точно так же нельзя было во второй половине девятнадцатого века управлять империей Габсбургов, опираясь на поддержку только 23 процентов немецкого населения, тем более на еще меньший процент, который составляла немецкая элита.
На первый взгляд, это утверждение может показаться странным, поскольку многие империи в истории, включая, например, британское правление в Индии, опирались на гораздо меньшую базу. Но все эти империи в подавляющем большинстве были заселены крестьянскими сообществами, из которых иноземные правители выколачивали доходы, применяя к местным элитам принцип «разделяй и властвуй». Габсбурги, несомненно, были знакомы с этим принципом, но к последней трети девятнадцатого века их империя становилась все более грамотной и урбанизированной: некоторые из ее народов уже стали на путь образования наций в полном смысле этого слова, В частности, трудно было противоречить мадьярской элите – объединенной, многочисленной, политически грамотной и уверенной в своих силах. Потребность сотрудничества с этой элитой стояла за компромиссом 1867 года. Добавив 10 миллионов (в 1910 году) мадьяр к 12 миллионам немцев в качестве «довольного» «правящего» народа, империя Габсбургов в принципе смогла опереться на поддержку 44 процентов населения, что почти равнялось проценту великороссов в царской империи.
Однако, собираясь строить империю даже на базе 44 процентов населения и обрекая таким образом 56 процентов ее населения на положение людей второго сорта, Габсбурги не могли рассчитывать на политическую стабильность. В любом случае управлять двумя главными народами было сложнее, чем одним, особенно принимая во внимание мадьярскую непримиримость, подозрительность и шовинизм. Отношения Будапешта и Вены оставались очень сложными и после 1867 года, что сильно ослабляло империю. Более того, после 1867 года даже в Цислейтании, где немцы составляли 35 процентов населения, им было тяжело поддерживать свое традиционное господство. Основным препятствием были чехи, составлявшие 23 процента населения Цислейтании. Численное соотношение, однако, было только частью проблемы, К 1900 году чехи в действительности стали более грамотным народом, чем австрийские немцы, а занятость чехов в различных видах деятельности была только чуть более традиционной. Многочисленный чешский средний класс теснил немцев в экономике, культуре и на государственной службе, создавая при этом ряд конфликтов и трений.
Борьба чехов и немцев в коронных землях святого Вацлава, то есть в Богемии и Моравии, была самым важным национальным конфликтом в Цислейтании и, возможно, во всей монархии. Во многом это определялось тем, что чешские коронные земли составляли геополитическое и экономическое ядро империи, которая не могла бы пережить их отделения, Кроме того* конфликты в наиболее развитом регионе империи задавали тон и являлись образцом для повсеместных споров и столкновений. Богемия, в силу своих размеров, богатства и истории, скорее, чем Моравия, была местом наиболее яростной и непримиримой борьбы.