Российская империя и её враги

Это было еще более справедливо по отношению к классу землевладельцев в российском центре империи. За время жизни четырех поколений после освобождения крестьян в 1861 году отношения государства и русского класса землевладельцев становились все более напряженными и неопределенными. Растущая власть бюрократии, обнищание многих помещиков, а также государственная приверженность быстрой индустриализации – все это в какой-то степени послужило отдалению некоторых частей традиционного правящего класса от режима. Однако близкая к успеху радикальная социальная революция 1905-1906 годов и экспроприация большого количества помещичьей земли снова бросили аристократию в объятия режима. Европейски образованные и обладавшие высокой культурой представители российских элит часто стыдились и возмущались отсутствием в России гарантированных гражданских и политических прав, а также считали постоянно попадавшую впросак и топорную царскую абсолютную монархию анахронизмом. Скандал с Распутиным, имевший какую-то прямо средневековую окраску, усиливал это чувство стыда. Но после революции 1905 года всем стало ясно5 что русское помещичье дворянство не переживет нового наступления демократии, выраженного либо поджогами и бунтами в их поместьях, либо голосованием крестьян в демократически избранном парламенте. Таким образом, после событий 1905 года царское полицейское государство приобрело новую легитимность в глазах большей части помещиков. После падения монархии в 1917 году экспроприация помещиков последовала незамедлительно. Только победа военной контрреволюции могла спасти российскую аристократию, как адмирал Хорти и генерал Франко, спасли высшее общество Венгрии и Испании.

Хорти Миклош (1868-1957) – контр-адмирал, главнокомандующий австро-венгерским флотом. Фашистский диктатор Венгрии в 1920-1944 годах.

Франко Баамонде Франсиско (1892-1975) – генерал, фашистский диктатор Испании, пришел к власти в 1939 году, свергнув республиканское правительство Народного фронта после трехлетней гражданской войны, в которой ему оказывали помощь фашистские Германия и Италия.

Крепостное право на огромной, открытой и малозаселенной равнине, управляемой очень небольшим и несовершенным бюрократическим аппаратом, привязывало трудовые ресурсы к земле и таким образом делало возможной эксплуатацию крестьянского труда дворянами-землевладельцами и правительственными сборщиками налогов. А в случае крестьянских волнений и беспорядков царская армия прекрасно справлялась со своими обязанностями. Для провинциального дворянства централизованная власть царя-самодержца была гораздо предпочтительнее ее единственно возможной в семнадцатом и восемнадцатом веках альтернативы – распада государства и аристократических клановых междоусобиц в польском стиле. И даже принимая во внимание, что наиболее родовитые аристократические семьи при царском дворе находились в исключительно привилегированном положении, провинциальный дворянин мог тем не менее рассчитывать на выгодную и престижную карьеру на царской военной или гражданской службе с очень неплохими шансами на то, что заслуги, удача или царская благосклонность в любой момент могут превратить неприметного провинциального дворянина в купающегося в роскоши магната. Для него это было куда более заманчивой перспективой, чем жизнь в качестве прихлебателя какой-нибудь местной аристократической клики. Между тем политическая стабильность, взвешенная политика и военная мощь, традиционно свойственные автократии, из поколения в поколение расширяли невероятно успешную территориальную экспансию в плодородные и полупустые сельскохозяйственные регионы. По мере распространения царских доминионов на юг и восток там, естественно, возникали земельные владения российского правящего класса. Для русского провинциального дворянина, как правило, владевшего на своей исторической великорусской родине не слишком плодородными и богатыми землями, которые к тому же приходилось делить между детьми и наследниками, завидная успешность территориальной экспансии государства была залогом его легитимности.