Российская империя и её враги

Со временем оптимизм Маколея и первых викторианских империалистов-утилитаристов несколько поутих из-за ряда факторов. Все большую популярность стали приобретать соперничающие расистские теории – как шовинистические, настаивающие на неискоренимой неполноценности небелых рас, так и романтические и культурно-релятивистские, ратовавшие за сохранение возможно большего количества туземных обычаев и укрепившие свои позиции благодаря широкому развитию антропологии в университетах двадцатого века. Безусловно, проведение в жизнь «изменений к лучшему» всегда сдерживалось недостатком денежных средств и прагматичной осторожностью колониальных бюрократов, опасавшихся, что излишняя интенсивность модернизации будет противоречить местным интересам и приведет к политической нестабильности. Советская национальная политика тоже сдерживалась финансовыми обстоятельствами и политической осторожностью. При Брежневе режим фактически проводил в жизнь консервативную политику quieta non movere, позволяя, например, коррумпированным элитам Средней Азии бесконтрольно править своими республиками и уклоняясь от предложений изменить статус союзных республик в новой советской конституции 1977 года. Но природа марксистско-ленинской идеологии и ее роль в советской политической системе никогда не допускали открытой пропаганды консервативных или релятивистских идей, В любом случае последствия мировой войны и резко снизившиеся британская мощь и значение на мировой арене ослабили либеральный оптимизм британцев десятилетиями раньше, чем похожий процесс начался у советских людей в 1970-х годах. В послевоенные годы атмосфера в Соединенных Штатах в гораздо большей степени, чем в Британии, напоминала советскую с ее непоколебимой убежденностью в неизбежной победе прогрессивных сил.

Маколей Томас Бабингтон (1800-1859} – лорд, знаменитый английский писатель, историк и политический деятель, адвокат, блестящий оратор.

Quieta non movere (итал,) – не тронь того, что покоится.

Тем не менее и советская, и британская имперская политика могут рассматриваться как часть всемирного процесса модернизации, чьи истоки лежат в научной революции семнадцатого века и индустриальной революции девятнадцатого века. Этот процесс захватил сначала европейские элиты и города, затем европейскую сельскую местность и, наконец, еще большие мировые пространства за океанами. В советском случае коллективизация русского и украинского сельского хозяйства, а также включение славянского сельского населения в доминантную городскую советскую культуру были такими же частями этого процесса, как кампания по борьбе за всеобщую грамотность и отмену паранджи в Средней Азии. Похожие ситуации можно найти и в британской имперской истории. Уничтожение гэльской культуры и общественных институтов шотландских горцев было частью того же процесса модернизации под эгидой метрополии, который привел к появлению в Индии железных дорог и началу реконструкции третьего мира. Но так же как и в случае с украинским и русским крестьянским обществом, уничтожение шотландского гэльства (проведенное, кстати, при горячей поддержке шотландских равнинных областей) было в действительности несравненно более эффективным, чем воздействие модернизации на периферийные районы империи.