Российская империя в сравнительной перспективе

Жизнь в колониях меняла характер очень многих европейцев настолько, что они готовы были, вернувшись в Европу, перенести туда свои колониальные нравы. Это хорошо подметил в Англии больше ста лет назад Иосиф Шкловский, корреспондент журнала «Русское богатство»: «Представителем нашего округа в парламенте с незапамятных времен был старый отставной генерал. Выслужился он где-то на западном берегу Африки; там с небольшим отрядом и пятью пушками он насадил европейскую культуру, т. е. выжег столько деревень, вырубил столько плодовых деревьев и истребил столько негров и коров, что край этот пустынен до сих пор, хотя прошло уже много, много лет… В парламенте старик был раза два, но свое присутствие ознаменовал. Послушав речи оппозиции, старик заявил, что, собственно говоря, с ней нужно было бы расправиться „по-африкански“, т. е. впустить несколько солдат, вкатить пушечку и затем: „Раз, два! Направо коли, налево руби!“»⁷.

Надо ли помнить все это – ведь прошло столько лет? Но не так-то уж и много. Большинство колониальных империй распались совсем недавно, во второй половине XX века. В России до сих пор вспоминают, какой вред ей нанесло татаро-монголькое, или, как теперь говорят, ордынское иго. А с тех пор прошли уже столетия!

Неевропейские народы возмущает даже такое укоренившееся в Европе понятие, как «Великие географические открытия»: почему это вы нас открывали?! Мы тут жили.

И результат – ответная реакция в Африке и Азии. Тут и горечь за униженность, длившуюся из поколения в поколение, и зависть бедных к богатым.

В колониальный период школьников заставляли учить не историю и культуру их народов, а прошлое Великобритании, Франции, Бельгии, Португалии.

Сейчас стремление к самоутверждению после веков колониальной и полуколониальной зависимости ведет к бурному росту интереса к собственной культуре, собственным традициям, собственному прошлому. Вместо жизнеописаний королевы Виктории, британских Эдуардов и Георгов теперь учат историю своих давних правителей. И негодуют, что в Европе их называли не королями, а только вождями и верховными вождями.

Говорят, не перегнешь – не выпрямишь. И бывает, что не только изучение Эдуардов и Георгов упраздняют, ной Шекспира ставят под вопрос: а нужен ли он теперь школьникам в Африке и Азии?

И еврофобия в сфере культуры – какие только формы она не принимает! «Как южноафриканка, я всегда с почти религиозным упорством отказываюсь обсуждать произведения белых писателей Южной Африки, потому что я не хочу соглашаться с расистской установкой, будто только белые писатели являются рупором Южной Африки». Так высказалась в докладе для Йельского университета Телма Ревел-Пинто, черная южноафриканка, преподавательница литературы. Сама она в качестве южноафриканских писательниц назвала только черных, а о белой Надин Гордимер заявила, что ее произведения «остаются в кругу расистско-патерналистских»⁸. (Вскоре Надин Гордимер была присуждена Нобелевская премия.)

Во взращивание антибелых настроений внесли вклад и советские политики, и международное коммунистическое движение. Вот хотя бы такие стихи:

Белый – убийца, белый – злодей, дитятко!
Он хуже змеи, он тигра злей, дитятко!
Ты найди его, победи и убей, дитятко!
Ты ненависть пей из моих грудей, дитятко!
Пусть зубки твои растут острей, дитятко!
И снова —
Белых, белых, белых убей, дитятко!

Стихотворение называется «Но Африка наша» и, хотя звучит как бы от имени африканцев, опубликовано в книге «Современная революционная поэзия Запада» (с предисловием A.B. Луначарского)⁹. Оно – в духе политики, проводившейся Коминтерном: так должна была рассуждать «наша Африка».

Протест против господства белых во всех сферах жизни, вплоть до литературы, – этот протест вполне понятен.

Сейчас антиевропейские настроения если и не усиливаются, то становятся очевиднее. Почему?

Народы, переставшие быть колониальными, надеялись, что их судьба улучшится. Что хорошая жизнь – вот она, за поворотом. А получилось не так. Какие-то государства – азиатские «тигры» или страны ОПЕК – вырвались вперед, но во многих государствах люди сейчас живут еще хуже, чем в колониальное время.

Но, тем не менее, в странах, которые были колониальными и зависимыми, проявляются, а может быть, и усиливаются идеи общности их судеб – в противопоставление Европе и вообще Северу.