Возьму на себя смелость утверждать, что «онтологическая» кризисная симптоматика – суть проявление нового, локального кризиса, лишь опосредованно связанного с первым, который длился более века и суть которого заключалась в феодальной раздробленности школ. Данный кризис имеет ярко выраженный локальный характер, а отнюдь не перманентный. Это кризис российской постсоветской психологии, причины которого имеют конкретно-историческую природу, коренятся в ситуации, сложившейся в российской науке этот период.
Именно к этому кризису, локальному, относятся, по моему мнению, такие часто упоминаемые симптомы, как:
• раскол между исследовательской и практической психологией;
• раскол между восточной и западной психологией;
• кризис рационалистической методологии;
• возрастание веса дезинтеграционных моделей в методологии;
• острое переживание «расчлененности» целостной личности и «недизъюнктивной» психики на самостоятельно существующие память, мышление, восприятие, внимание и другие психические функции;
• острые переживания по поводу отсутствия прогресса в преодолении различных «параллелизмов» – психофизического, психофизиологического, психобиологического, психосоциального.
В мировой психологической науке в настоящее время, в начале XXI столетия, данная симптоматика или успешно преодолевается или вовсе отсутствует. Так, можно уверенно констатировать прочное вхождение в «западную» психологию восточных, в первую очередь китайских и японских ученых (Люнг, Китояма и другие), многие из которых получают образование в американских университетах и, творчески развивая усвоенные там теории на основе национальной культуры, активно печатаются в международных изданиях и выступают на международных конгрессах. Если обратиться к материалам Всемирных психологических конгрессов 2000 и 2004 годов, можно видеть, как достойно представлены там авторы из стран востока, – к сожалению, несопоставимо с российскими учеными.
В. А. Мазилов (Мазилов, 2006) в контексте проблемы кризиса задается «вечными» вопросами: «Кто виноват?», «Что делать?» и «С чего начать?». Ограничусь здесь ответом на последний. Начать следует с непримиримого и четкого размежевания с психологией ненаучной, с психологией, которая открыто не желает «стеснять» себя рамками критериев научности, отрицает специфику научного психологического познания, размывает границы между психологическим познанием научным и ненаучным. Следует четко и институционально размежеваться с такой психологией и лишить ее представителей права на использование «бренда» науки на рынке психологических услуг.
Такой шаг позволит преодолеть раскол между психологической наукой и психологической практикой, о чем подробнее сказано в главе 2.
Этот шаг позволит преодолеть и раскол между восточной и западной психологией, т. к. под видом «восточной» в российской психологии функционируют сейчас в первую очередь именно ненаучные психологические воззрения, и кризис рационалистической методологии, и возрастание веса дезинтеграционных моделей: все эти симптомы суть следствие одной причины.
Что касается преодоления симптоматики острых переживаний по поводу «расчлененности» целостной личности и «недизъюнктивной» психики на самостоятельно существующие память, мышление, восприятие, внимание и другие психические функции, а также по поводу отсутствия прогресса в преодолении различных «параллелизмов» – психофизического, психофизиологического, психобиологического, психосоциального, я полностью согласна с А. В. Юревичем, когда он считает данные симптомы надуманными переживаниями, путем к преодолению которых является «рациональная психотерапия», т. е. изменение самосознания отечественной науки.