Российские оригиналы

При этом каждый настоящий философ, увы, всe-таки живeт в обществе и то и дело с недоумением обнаруживает, что он вынужден исполнять какие-то гражданские, семейные и личные обязанности. И выполняет он их, как правило, хорошо, даже очень хорошо - чтобы не переделывать, чтобы отвязаться раз и навсегда! Но в том и парадокс, что философу, учитывая его репутацию человека исполнительного и обязательного, тут же подсовывают новое дело. Он и его с презрением приканчивает, а ему - третье! И чем больше он эти самые дела ненавидит, тем больше у него этих самых дел, и жизнь философу начинает казаться не просто абсурдом, а абсурдом в квадрате, но именно эта мысль его и успокаивает.

Я знал двух таких настоящих русских философов. Я встретил их как раз в тот момент, когда они сошлись в одной компании, до этого друг о друге не зная, но, однако, слыша.

Николай Малаев и Михаил Калаев, так назовeм их, не трогая настоящих имeн.

Николай Малаев 17 сентября 1978 года пришeл к женщине Екатерине. Ему было под тридцать, но он был уже вполне философ. Он говорил, естественно, о смерти, потому что знаком был с Екатериной только неделю, зашeл лишь второй раз, поэтому сразу же следовало ей объяснить, кто он такой, чтобы она не питала глупых надежд на "нормальные" отношения.

- Смерть есть любовь, - объяснял Малаев. - А любовь есть смерть. Оргазм есть репетиция агонии. Он притягателен не своей сладостью, а своей болью. Но я не верю в смерть и не верю в оргазм. Это обман. Есть - жизнь. Но и жизни нет - в тех представлениях, в каких мы еe представляем.

Екатерина выслушала и сказала:

- Тебя бы надо с Калаевым свести. Очень похоже рассуждаете.

- Тема одна, а толкований много. Этого не может быть, - снисходительно оскорбился Малаев.

А 16 марта 1981 года уже Михаил Калаев зашeл к Екатерине.

- Оптимизм есть несомненный идиотизм, - говорил он. - Но идиотизм есть состояние блаженства. Следовательно, тот, кто не хочет быть оптимистом, отвергает для себя блаженство. Следовательно, когда говорят, что оптимистом быть в наше время трудно, то ошибаются! Трудно быть пессимистом, поскольку жизнь постоянно подсовывает нам эрзацы радости в надежде вызвать идиотическую слюну вожделения. Например, твоя грудь. Я говорю не как мужчина, а как мыслитель. Твоя грудь. Оптимист принимает еe за должный подарок судьбы. Пессимист же видит в ней обман, мираж, - и ему хочется разрушить, чтобы... О чeм я?

- Тебя бы с Малаевым свести, - вздохнула Екатерина. - Вы так похожи. Он тоже страшно умный.

- Нет ничего унизительнее слова "тоже"! - обиделся Калаев.

4 апреля 1986 года Николай Малаев зашeл к женщине Софье.

- Смерть есть любовь, - объяснял он ей. - А любовь есть смерть. Оргазм есть репетиция агонии...

И так далее.

- А ты не знаком с Калаевым? - спросила Софья.

- Что-то слышал, - неохотно ответил Малаев. - Как я понял: заурядный человек, но с претензиями.

К этой же Софье (такие совпадения в интеллектуальной среде не редкость) зашeл через некоторое время, а именно 30 декабря 1987 года Михаил Калаев.

- Оптимизм есть несомненный идиотизм, - говорил он. - Но идиотизм есть состояние блаженства...

И так далее.

- Вот бы вас с Малаевым познакомить! - сказала Софья, думая о чeм-то своeм. - Вы бы нашли общий язык.

- Я о нeм слышал. У нас разные языки! - отрезал Калаев.

Время шло. Малаев и Калаев мудрели. Взрослели. И даже уже, можно сказать, старели.

12 августа 1996 года Михаил Калаев зашeл к девушке Елизавете.

- Оптимизм есть несоменный идиотизм, - сказал он, жуя поседевший клок волос на нижней губе. - Но идиотизм есть состояние блаженства... Вот твоя грудь...

И так далее.

- Как вы интересно говорите! - уважительно восхищалась девушка Елизавета. - Недавно, в пятницу, 24 января 1995 года, у меня был Николай Малаев. Слышали? Вот бы вам познакомиться!

- Да, что-то слышал, - скривился Калаев.

- В ноябре у меня день рождения, - сказала Елизавета. - Приходите, он тоже будет.

- Может быть, - обронил Калаев.

Малаев тоже получил приглашение.

С августа до ноября Малаев и Калаев безвылазно сидели в библиотеке. Выходя покурить, Калаев часто встречал лысого человека профессорского облика. Через пару недель они стали здороваться, а через месяц разговорились. Выяснилось, что у них общие интересы.

- Не так страшен дилетантизм в философии, - сказал Калаев, - сколько квазиавангардная ортодоксия! Дилетантизм впрыскивает свежие идеи. Ортодоксы зацикливаются на чeм-то одном, но зато умеют завернуть это в якобы оригинальную упаковку. Есть люди, умеющие свои банальности преподносить, как бы вам это сказать...

- Совершенно с вами согласен! - кивал лысый профессор. - Есть такие люди, но они не стоят внимания!

Настал день дня рождения у девушки Елизаветы. Калаев шeл с цветами и шампанским, на устах его была усмешка по отношению к глупому ритуалу потому что вообще-то Калаев дней рождения не признавал.

Малаев уже сидел у Елизаветы, иронически открывая принесeнное шампанское.

Калаев вошeл.

Знакомый лысый профессор поднялся ему навстречу.

- Малаев, - сказал он.

- Калаев, - сказал Калаев.

И они оба расхохотались.