Поток таких, не содержащих „важность" дел — а речь идет о тысячах их — и шел, минуя государя, через постоянные сыскные органы XVIII века. (Преображенский приказ, Тайную канцелярию и Тайную экспедицию). Поэтому для политического сыска разбор „маловажных" дел о пьяной болтовне, непристойностях, ложном кричании „Слова и дела" быстро стал рутиной. Сыскное ведомство являет собой некий конвейер по порке и ссылке „болтунов" по „маловажным" делам. Как писал П. А. Толстому оставшийся за старшего в Тайной канцелярии А. И. Ушаков, „в Канцелярии здесь вновь важных дел нет, а имеются посредственные, по которым також, яко и прежде, я доносил, что кнутом плутов посекаем, да на волю выпускаем"»[221]
.Но кто брал на себя смелость (при жестком царском единоначалии) определять, какое из дел важное, какое второстепенное, а что и вообще, можно оставить без внимания со стороны «государева ока?»[222]
Не дай Бог, получится так же как с «изменником Мазепой»: проморгали же…
«Впрочем, эта рутинная работа могла быть резко прервана. (Вот! — В. Т.) В любой момент самодержец мог взять к себе любое из дел, в том числе имеющее для приговора твердую законодательную основу, и решить это дело так, как ему заблагорассудится; даже вопреки закону и традиции. И тогда в какой-то момент, казалось бы, второстепенное, типично „неважное" дело вдруг становилось по воле разгневанного государя „важным", сверхважным. Тогда некую „бабу Акулину", сказавшую в 1721 году в гостях нечто „непристойное" о государе, разыскивали по всей стране многие месяцы как особо опасную государственную преступницу. Поймав же ее, как и не донесших на нее свидетелей, страшно пытали, заботливо лечили, чтобы опять пытать, хотя никакого угрожающего целостности России и власти самодержца преступления за бабой Акулиной Ивановой явно не числилось. Но именно в таком повороте дела, придании ему „важности" и проявлялась воля самодержца и страшная сила политического сыска — орудия самодержавия»[223]
.Хорошо еще, если удавалось эту «бабу Акулину» найти, покуда она не ударилась в бега или не ушла к раскольникам. Все ведь могло быть. И тогда голова бы полетела со следователя, который, посчитав преступление «бабки» малозначительным, отпустил ее, отделавшись ударом кнута по ее горбатой спине.
Быть может поэтому, всегда особое внимание уделялась людям, привлекаемым для работы в сыске: они должны были видеть на десять шагов вперед и так же — просчитывать ситуацию[224]
.Ведь сам Е. Анисимов указывает далее:
«На протяжении XVII и XVIII веков поручения по политическому сыску традиционно проводили назначенные государем порученцы — доверенные люди, поставленные во главе комиссий. В XVII веке таких сыскных («розыскных») приказов-комиссий было довольно много, они ведали дела о злоупотреблениях, измене, порче, мятежах. Сразу же после воцарения Петра I в 1689 году был создан Приказ розыскных дел боярина Т. Н. Стрешнева по делу Ф. Л. Шакловитого»[225]
.Исследователя дополняет О. Чайковская, пишущая о том, что «в октябре 1698 года, с началом Стрелецкого розыска, было образовано десять следственных комиссий, во главе которых стояли бояре, а также комнатный стольник князь Ф. Ю. Ромодановский. Последний был тогда судьей Преображенского приказа. Из материалов Стрелецкого сыска вытекает, что комиссии являлись, в сущности, филиалами главной розыскной комиссии Ромодановского.
В Петровскую эпоху мы видим сочетание всех видов порученчества и возникавших на его основе временных учреждений — комиссий (приказов, канцелярий). Обычно за разнообразием организационных форм стояло конкретное поручение государя, причем в особо важных случаях самодержец поручал расследование всему, как тогда говорили, „синклиту", „начальствующим", „министрам", высшим должностным лицам (боярам, потом — сенаторам, членам Синода, судьям приказов, президентам коллегий и др.). Допросы царевича Алексея вели сенаторы в помещении Тайной канцелярии. В 1722 году по поводу допроса Стефана Яворского, на которого дал показания Варлам Левин, Петр указал: „Когда важность касаться будет, тогда Сенату придти в Синод и там допрашивать, и следовать, чему подлежит". Сенаторы допрашивали и Левина, и Яворского, причем допросы последнего продолжались шесть дней! Работа подобного рода следственных комиссий, составленных из „принципалов", обычно опиралась на постоянные органы — учреждения политического сыска, использовали их бюрократический аппарат. Самым главным из таких учреждений долгое время был Преображенский приказ»[226]
.