Российские спецслужбы. От Рюрика до Екатерины Второй

Святость? Но Евангелие в руке потешного патриарха оказывалось водочным ящиком, а «служба», которую он справлял, была обращена не к Богу, а к Бахусу. На Масленицу соборяне несли по улицам вместо святостей сосуды с вином и табаком, а Зотов благословлял всех двумя перекрещенными трубками, чем смутил даже иноземцев, ведь то было «изображение креста, драгоценнейшего символа нашего спасения».

В 1715 году Петр устроил овдовевшему Зотову потешную свадьбу, во время которой бежавший за свадебным поездом народ кричал: «Патриарх женится, патриарх женится!». Что еще могло быть более кощунственным по отношению к сану патриарха? А еще ранее, в Вербное воскресенье, «патриарх шуточный был возим на верблюде… к погребу фряжскому». В контрасте с прекратившимся при Петре шествии на осляти (Вход Христа в Иерусалим), которое было осмыслено именно как уничижение светской властью духовной, потешная церемония воспринималась современниками как выпад против патриарха. (Прискорбно, конечно, особенно для православного правителя, но, все же, шалости. Не более того. Но этого никто, видимо, так и не понимал, даже иностранцы.)

Заметим: это устремление царя не ускользнуло даже от иностранцев, мыслящих иным «культурным кодом». Француз Вильбуа увидел в соборе намерение Петра опорочить не только католическую церковь, но и собственную церковную иерархию: «Это вытекало из стремления этого умного и смелого государя подорвать влияние старого русского духовенства, уменьшить это влияние до разумных пределов и самому встать во главе русской церкви, а затем устранить многие прежние обычаи, которые он заменил новыми, более соответствующими его политике».

Почитание старых обычаев и традиций? Но именно при Петре, к примеру, почтенные прежде ферязи, охабни и горлатные шапки стали пародийными костюмами — объектами осмеяния. Всешутейшим собором Петр бросил открытый вызов всему традиционному. Каждая «акция» собора, особенно если она выплескивалась на улицу, становилась поведенческим казусом, крайностью. А крайность — это разрушение.

Конечно, изменение модели поведения в обществе было связано не только со Всешутейшим собором. Здесь важен весь контекст. А он у Петра почти везде и во всем один: вызов, хотя и не всегда столь шокирующий. (Не только вызов, но еще и попытка подойти к решению государственных задач по-своему, оригинально, нетрадиционно.)

Перемены вносятся даже в религиозные церемонии. Водосвятие 1699 года, к примеру, построено так, что царь идет не следом за властями в окружении бояр, а с преображениями, во главе первой роты! Для современников перемена места есть перемена смысла. «Благочестивый царь», некогда всегда бывший центром всей церемонии, превращается в далеко не самого главного ее участника. И это только начало! В дальнейшем обращение царя к Богу и царское моление за правоспавный народ как важнейшая обязанность «православного царя» отходит на второй план.

Петр, исходя из принципа государственной целесообразности. покусился даже на милосердие и ни-шелюбие: в Великий пост под страхом штрафа было запрещено раздавать милостыню. Для царя нище-любие стало не путем к спасению, а поощрением… тунеядства.

Всешутейший собор — очень самобытная русская затея. Не потому, что подобных затей нигде не было. Было Еще в IX веке появились при императоре Михаиле III в Византии. Там также устраивались комедийные действия типа причащения, где вместо хлеба и вина употребляли уксус и горчицу, а бесчинные песни распевались на мотив духовных.

Здесь мы имеем в виду, в первую очередь, типичность «поведенческого кода», положенного в основу «всешутейших мистерий». Петр использовал традиции антиповедения, которым не нужны были переводчики: смыслы, заложенные в жесты, одежду, поведение, «прочитывались» сразу и без посредников. «Язык» Всешутейшего собора — язык опрокинутого, вывернутого поведения — был хорошо понятен его российским современникам. (И здесь «уши» спец-службовской ментальности нельзя не заметить. И далее…)

Смысл антиповедения — в разоблачении. Способ — в замене тех или иных регламентированных норм на их противоположность, в создании «опрокинутого мира». При этом нормы следует понимать в самом широком смысле. Меняются, «опрокидываются» участники церемонии; меняются их место, число, порядок, одежды (выворачиваются, одеваются в одежды неположенного сословия, чина, пола и т. д.); в уста участников вкладываются противоположные, неположенные, «срамные» речи и т. д. Но, главное, как итог — меняется на противоположный знак оценка того, что подвергается осмеянию, разоблачению, исправлению.