Российский анархизм в XX веке

Далее Стоянов достаточно полно развернул эту мысль, указывая на рост внеэкономического принуждения, которое осуществляется карательными органами Советского государства: «Государственный капиталистический строй, идущий ныне на смену частному капиталистическому, сулит довести порабощение человека до последней стадии, заменив старую формулу манчестерцев оскопленной свободы труда (laissez faire) новой формулой – „тащи, не пущай“, „к стенке“. на смену недавнего, еще живого прошлого, относительного рабства человека, идет с государственным капитализмом новая абсолютная форма рабства»¹⁹⁷⁷. Возражая против тезиса Гроссмана о том, что милитаризация различных сфер жизни общества и централизация власти в России являются результатом гражданской войны, интервенции и международной блокады, Стоянов указывает, что они стали неотъемлемой частью государственно-капиталистической модели: «Вы забыли или не знаете, что социализм, покоящийся на началах государственности и капитализма, не может существовать прочно, хоть сколько-нибудь продолжительный период времени (год, два) без военщины. Если частный капиталистический строй, где моменты капитализма и государственности были, до известной степени, разъединены, приводил к логике военщины, то тем более к этой логике приведет государственно-капиталистический строй […]. Без военщины государственный капитализм будет существовать до первой попытки первого человека освободить свой труд из-под ига капитала»¹⁹⁷⁸. Ужесточение эксплуатации и принуждения, полагал Стоянов, приведет к росту протестов трудящихся, а их неизбежным последствием станет усиление карательного аппарата, возрастание расходов на его содержание и военные нужды. Увеличение расходов капиталиста-государства означает все большее изъятие прибавочной стоимости, а следовательно – ужесточение эксплуатации¹⁹⁷⁹.

В противовес сотрудничеству с большевиками, предложенному Гроссманом, Стоянов рассматривал в качестве актуальной задачи анархистов способствовать обострению борьбы «между мировой (европейской и американской) и советской (русской) буржуазией». Одновременно следовало вести интенсивную пропаганду идей анархизма. Он предполагал, что к моменту, когда оба враждебных лагеря будут обескровлены в борьбе, анархисты окрепнут и станут влиятельной общественно-политической силой. Но одновременно сторонники безвластия должны были поднять трудящихся на борьбу против государственного капитализма в России¹⁹⁸⁰.

В оппозиции к большевистской диктатуре выступает в это время и Петр Алексеевич Кропоткин. Так, в письме к деятелям рабочего движения и сторонникам социалистических идей Западной Европы, написанном 10 июня 1920 г. и переданном делегации британских профсоюзов и лейбористской партии, он предрекал поражение большевистского социального эксперимента: «строительство коммунистической республики по принципу строго централизованного государственного коммунизма, под железным правлением партийной диктатуры, завершится крахом»¹⁹⁸¹. Точно так же негативно он оценивает и роль большевиков в ликвидации общественного самоуправления, иллюстрируя этот процесс на примере Советов: «до тех пор, пока страной правит диктатура партии, Советы рабочих и крестьянских депутатов не будут иметь значения. […] Рабочие Советы прекратили осуществлять свободное руководство тогда, когда в стране не стало свободы печати: мы очутились в такой ситуации около двух лет назад, а предлогом для таких мер было военное положение. Более того, Советы рабочих и крестьянских депутатов утратили все свое значение, как только была прекращена свободная предвыборная агитация и выборы стали проводиться под давлением партийной диктатуры»¹⁹⁸². Фактически Петр Алексеевич солидаризировался с обвинениями в адрес большевиков, которые позднее высказали кронштадтские повстанцы и уже выдвигали лидеры крестьянских восстаний, развернувшихся по всей России. Рабочее движение и революционеры Западной Европы должны избежать этого пути, – таков вывод Кропоткина¹⁹⁸³.

При этом он выступал против любой военной интервенции: «рабочие всего цивилизованного мира и их сторонники в других классах должны заставить свои правительства полностью отвергнуть идею вооруженного вмешательства в дела России»¹⁹⁸⁴. Это необходимо с той точки зрения, что военное вмешательство во внутренние дела России лишь усилит диктатуру большевиков, станет оправданием политики террора и преследования инакомыслящих, подавления самоорганизации и самоуправления трудящихся. «Военное положение было поводом для ужесточения диктаторских методов партии, а также усиления свойственной ей тенденции сосредоточивать все стороны жизни в руках правительства […] Таким образом, зло, заключенное в государственном коммунизме, десятикратно увеличивается, оправданное тем, что все бедствия нашей жизни порождены иностранным вмешательством»¹⁹⁸⁵, – писал он.