Российский колокол, 2015 № 1-2

Деревенский парень с Украины Шапчук, прозванный Шапкой, даже позволяет себе несколько покапризничать, прежде чем выполнить приказ «деда»: «Hi, я не буду… Нэ хочу». Но после легкой оплеухи выполняет приказание заправить кровати. Боец Мамед Игаев, прозванный за «веревочную худобу и чернявость» Фитилем, знает по-русски только одну фразу: «Служу Советскому Союзу!» Причем звучит она у него так: «СлжсвтскмСэз!» И уже одним этим веселит и располагает к себе старослужащих. Бойцы Яковлев и Прасковьин потешают «дедушек» тем, что работают в сложном разговорном жанре, нечто вроде давно забытых сегодня Тарапуньки и Штепселя. Все как-то приспосабливаются к новым условиям, в которых приходится существовать.

Главный герой также находит расположение обитателей госпиталя тем, что умеет играть на гитаре, даже с пятью струнами. И в палате в его исполнении начинают звучать «Поручик Голицын», «Город золотой», лжеказацкий романс «Любо, братцы, любо», песни «Наутилуса» и «Кино». И хотя ему, естественно, никогда нельзя отказываться играть, и приходится первое время залечивать вздувшиеся подушечки пальцев, герой считает, что ему очень даже повезло, что все так благополучно сложилось. Он даже дает уроки игры на гитаре незадачливым служакам, у которых не все, однако, получается, но те претензий к нему не имеют. Появляется у героя и новый друг – солдат Кочуев, с которым они находят уединение в архивной комнате.

Все меняется в связи с появлением в госпитале танкиста, вернее, мастера по ремонту бронетехники, старшего сержанта Прищепина. Резко изменилось отношение старослужащих к новобранцам. А в их с танкистом нашептываниях можно было различить фразу, сказанную Прищепиным: «Почему «духи» не шуршат?» Пришлый оказался страшен, «поселил смуту, кромешный ужас и проклятие». Из мягкого «неуставняка» стала вырастать жестокая «дедовщина», сопровождающаяся унижением человеческого достоинства, избиениями и насилием над личностью. Танкист быстро располагает к себе остальных старослужащих, а дела «духов» с каждым днем становятся все хуже и хуже. То, что ранее прощалось, стало жестоко наказываться. Мускулистая худоба Прищепина повергает в ужас всех без исключения. Перестали смеяться над Игаевым и Шапкой, с треском провалился дуэт Яковлев-Прасковьин. Стали сгущаться тучи над главным героем, которого теперь не может спасти даже самая искусная игра на гитаре. В палате начинается передел мест, в результате которого у некоторых бойцов вообще мест не оказалось. Новый хозяин наводит свой порядок.

Апофеозом этого нового порядка стали события, развернувшиеся в ночь, когда «ветераны» ушли домой на выходные, а «деды» стали «бухать». Ничего хорошего данная ситуация не могла принести. И не принесла. Жертвой кровавой ночной вакханалии становится Шапчук, который подвергается сексуальному насилию. Лишь по счастливой случайности удается избежать расправы герою повествования, который, отыграв для «дедов» очередной «концерт», незаметно скрывается. Войдя в комнату, где располагался архив, он обнаруживает истерзанного Шапчука. Тот в приступе безумия носится по комнате и разрывает на части карту СССР! А из его уст вырываются еле внятные слова: «Шоб вы yci поздыхалы!» Мамеда Игаева уносят в сортир его земляки, «бездыханным валетом» лежат Прасковьин и Яковлев, на входе в архив неподвижно сидит Кочуев. Такая жуткая картина открывается взору героя в ту ночь. На следующий день героя выписывают из госпиталя: «Не годен к строевой службе в мирное время». Повезло.

До самого конца, до самой последней фразы непонятно, зачем автор раскрывает тему неуставных отношений в армии с такой откровенной жестокостью и подчеркнутым натурализмом? Зачем намеренно сгущает краски, погружая читателя в кошмар? Какую мысль пытается он донести, рассказывая эту простую жуткую историю? Последнее предложение, завершающее рассказ, ставит все точки над «i». «Был понедельник, девятнадцатое августа тысяча девятьсот девяносто первого года».

Мечущийся по архивной комнате Шапчук… Безумие в его глазах… Карта СССР, разрываемая им на части… Ничего не напоминает? «Он потрошил страну, лежащую, как беззащитная шуба. Оторвал хлястик Прибалтики, крошечную, точно манжета, Молдавию, воротник Украины, подол Таджикистана». И это, кажется, понятно без комментариев. «Шоб вы yci поздыхалы!»