Российский колокол, 2015 № 7-8

Отношение Вячеслава Никонова к этому достославному спору просвечивает в обороте «головокружительный вираж», который годы спустя совершил Чаадаев, признав право России следовать собственным путём (а не западным).

Меня в этом общеизвестном головокружении озадачивает опять-таки косвенное замечание Чаадаева в процитированном фрагменте «Писем»:

«Мы растем, но не зреем; идем вперед, но по какому-то косвенному направлению, не ведущему к цели… Мы принадлежим к нациям, которые, кажется, не составляют еще необходимой части человечества, а существуют для того, чтобы со временем преподать какой-нибудь великий урок миру».

Ну, каково? Преподали-таки урок сто лет спустя после этого пророчества! А дальше что? Собирать силы для очередного подвига, от которого то ли воодушевится, то ли отшатнётся «всё человечество»? И это – наше роковое предназначение? А может, всё-таки сменит история непонятный гнев на непонятную милость, и попробуем мы жить бестрепетно и безропотно, то есть счастливо в каком-то сказочном смысле? Вынесем ли мы такое? Или это будем уже не мы?

А мы – как должны жить, имея за спиной такие виражи?

«Арзамасец» Сергей Уваров, ставший министром просвещения, оставил нам в наследство (и в поучение) знаменательную триаду. Вот из какого «затруднительного положения» он думал нас спасти:

«Мы, то есть люди девятнадцатого века, в затруднительном положении: мы живем средь бурь и волнений политических… Народы меняют свой быт, обновляются, идут вперед. Никто здесь не может предписывать своих законов. Но Россия еще юна, девственна и не должна вкусить, по крайней мере теперь еще, сих кровавых тревог. Надобно продлить её юность и тем временем воспитать ее. Вот моя политическая система… Если мне удастся отодвинуть Россию на пятьдесят лет от того, что готовят ей теории, то я исполню мой долг и умру спокойно».

Он-то умер спокойно, да вот нам как смотреть в глаза детям и внукам, которым предстоит то ли продлевать юность страны (навечно?), то ли преодолевать эту юность (какой ценой?).

Уваровскую спасительную триаду Никонов расшифровывает с помощью историка Степана Шевырёва: «древнее религиозное чувство», «государственное единство», «сознание нашей народности», – имея в виду, что «всякое образование может у нас тогда только пустить прочный корень, когда усвоится нашим народным чувством и скажется народною мыслию и словом».

Мыслию и словом пытаюсь освоить эту шевырёвско-уваровскую триаду с учётом нынешнего опыта и моих воззрений.

Православие? Да! Но не в узко-конфессиональном смысле, а в ощущении общей истины, которая охватит нашу историю, нашу страну, нашу жизнь и укрепит наше единство.

Единство – духовное, а не религиозно-церковное, то есть с пониманием неизбежно разных способов взаимодействия с Высшим началом, включая и мой, неизменно-атеистический (с вечным толстовским вопросом: если Бога нет, то что есть?)

Самодержавие? Сомнительно. Власть должна непрерывно и разумно обновляться не в САМО-удержании, а в зависимости от народного выбора. Выбор этот – в меняющейся исторической обстановке должен быть своевременным и рациональным. Ибо неразумно ожидать разумности от бесконечно меняющейся исторической обстановки. Надо вносить в неё разумность – насколько возможно. Самодержавие не ограждено от «самости» очередного невольника, вознесенного наверх не волей народа, а неволей наследования. Поэтому мне ближе Единодержавие. Кто делает выбор, тот и «хавает» выбранное. То есть народ.

Вот, наконец, народ! «Народность». Это что? Всенародное Единство, общая судьба Отечества, общий смысл его Бытия – с непременным сохранением этнического своеобразия составивших его народов. Никакого «стирания» этнограней – этого нет и не будет! А будет (должно быть!) добровольное и при всей остроте несхожести! Эта несхожесть – признак неисчерпаемой природной живучести. И залог её.

При таком доосмыслении я с уваровской триадой согласен примириться (или, в стиле Никонова, – склонен согласиться).

Смущает другое: то, что эта триада (Православие, Самодержавие, Народность) надолго стала «символом очернительного консерватизма (формулирует Никонов – Л.А.), что являлось синонимом мракобесия для многих поколений либералов и революционеров».

Соглашаясь с этой формулировкой (выдержанной на этот раз не в стиле острожной взвешенности, а в стиле агрессивной решительности), я задаю последний невыносимый вопрос: а такое крушение любой разумно взвешенной программы и переход в яростную атаку на то или иное очередное «мракобесие» – тоже неизбежность нашего русского стиля и характера?

Если так, то – повиноваться (неохотно) и постараться (спокойно) делать возможное добро вокруг себя…

«Спокойно»?

Не думаю. Покой нам только снится. Герцен вон спал спокойно, да декабристы разбудили его для таких дел, что на всех хватило. И «вокруг себя», и на урок «всему миру».

Точка невозврата?

Интереснейшая глава в книге Вячеслава Никонова! Называется «Россия и западная система». Посвящена вековому роковому вопросу о том, что же помешало России стать полноценной Европой.