Российский колокол, 2016 № 1-2

Его еще не забыли.
Соседи расскажут вкратце,
Как рылся в автомобиле,
Ходил на канал купаться.

Нескладный, худой, лохматый,

Одежда, как на чужого.
Едва ли он был солдатом
И вовсе не пил спиртного.

Работал по будням в книжном,

В субботу играл на флейте,
Чудак с бородою рыжей.
Его обожали дети.

Он часто вставал до света

И что-то на крыше строил.
Антенну, маяк, ракету?
Из жести неладно скроенную.

За это его ругали,

А он лишь молчал угрюмо.
Милицию вызывали,
Писали доносы в Думу.

И вот дождались, накликали

Беду, что давно витала.
Флейтиста – на время в клинику,
Ракету – в приём металла.

Наутро в подъезд загаженный

Явились медбратья дюжие,
Здорового быта стражники,
Вязать и спасать недужного.

Вломились, а он – на крышу,

В ракету, и люк захлопнул.
Потом приключилась вспышка,
И стекла в подъезде лопнули.

Что было? Одни догадки.

Пресс-центр объяснить не может,
В газете писали кратко:
Мол, был смутьян уничтожен.

Но правды никто не знает,

Лишь только расскажут дети,
Что рыжий флейтист играет
Теперь на другой планете.

Конечно, детям не верили,

Но факт оставался фактом:
Случайно или намеренно,
Чудак запропал куда-то.

Ушел, а внизу остались

На кухнях пустые споры,
И жизнь с эпилогом «старость»
Из длинной цепи повторов.

Работа, зарплата, отдых,

Орбиты колец кружение,
И небо над крышей в звёздах,
Как вызов… как приглашение.

Пицца-поэзия

В коконе прогорклом никотиновом,
В стареньком потертом пиджаке
Шел поэт дворами и квартирами.
Шел один, без музы, налегке.

Во дворах сугробы тлели рифами,

Оттепель облизывала льды.
Он плевался скомканными рифмами
В черные отверстия воды.

И от рифм, как бесы от причастия,

Разбегались живо кто куда
Грязные столичные несчастия,
И тогда светлела темнота.

А поэт гулял себе, отмеченный

Светом кухонь, запахом пивных,
И ему навстречу были женщины,
Но поэту было не до них.

Он искал пристрастно, жадно, искренно,

Верил, что живет в Москве одна
Вечная немеркнущая истина,
Слаще меда и пьяней вина.

Он прошел Арбатом и Остоженкой,

Пил в Сокольниках и в Тушино бывал.
На Таганке ел коньяк с мороженым,
На Тверской просил и подавал.

Тасовал метро пустые станции,

Выпил все и всех перетусил,
А потом устал, сошел с дистанции
И обратно женщин попросил.

Он как книги женщин перелистывал

И уснул у лучшей под крылом,
А его ненайденная истина
Ела суши рядом, за углом.

Паладины истины ретивые,

Потружусь отметить вам мораль:
Алкоголь и кокон никотиновый
Помешали поискам, а жаль.

Скрипач