Российский колокол, 2016 № 1

Толя быстрым движением достал из своего кармана пачку папирос, вытащил одну, подкурил и дал в рот Ивану Петровичу, не выпуская её из своих рук. Иван Петрович сделал глубокую затяжку и закрыл от удовольствия глаза, как будто у него во рту была самая вкусная на свете конфета. Толик держал папиросу в своих руках, чтобы руки хирурга немного отдохнули. Сделав несколько затяжек и выдохнув дым, сказал:

– Сейчас немного отдохну и встану, а ты, Галя, нужна там одному хлопцу. Совсем еще юнец, мамку кличет. Жаль мне его. Боюсь, что до утра не дотянет. Ранение было сильное в живот, пошли осложнения. Вчера оперировали. Сделали всё, что смогли. Теперь вся надежда на организм молодой да на Господа Бога. Сделай укол обезболивающего, погладь по голове, возьми за руку, ну, в общем, как мамка сделала бы.

– Хорошо, Иван Петрович, а как я его найду? Ведь там столько солдат лежит.

– Найдешь. Он маму зовет. Вот и будешь ему мамой, на время, правда. Ступай.

Гале ничего не оставалось делать, как подчиниться старшему. Ивана Петровича вся молодежь называла «Батя». Он всем почти в отцы годился.

Галя вбежала в процедурную, взяла шприц, набрала из ампулы лекарство и крупными шагами направилась по коридору искать палату с больным под именем «X». Пройдя почти весь коридор, Галя услышала стон, затем зов:

– Мама, мамочка, родненькая!

Галя уверенно открыла дверь и вошла в палату. «Да, это он, – подумала Галя, – бедный мальчик», – прошептала она. Он действительно был похож на подростка, совсем худенький, молоденький.

– От мамки сбежал, что ли? – шепотом сказала Галя соседям по палате, подходя к кровати.

– Сестричка, помогите ему. Мучается пацан. Нам его жаль. Еще и повоевать не успел, а ранение такое получил. Мамку всё зовет, бредит, жар у него, – сказал сосед.

– Сейчас, сейчас сделаю укол, станет легче, – Галя ввела препарат, поправила одеяло, подушку, потрогала лоб. Да, он горел. Взяла его руку в свою. Протерла бинтом его лоб, лицо. – Тише, тише, хороший мой, сейчас уснешь, потерпи еще немного.

– Мама, мама, это ты? Как ты меня нашла? – шептал раненый.

– Да, да, это я, с-с-сынок, – едва выговорила Галя, заикаясь. У неё застучали зубы, как будто его боль передалась ей, в её тело вошел жар, страх. Гале ничего не оставалось делать, как играть роль мамы, ради спасения, хотя ей самой исполнилось всего девятнадцать лет.

– Что же мне делать, ведь я не знаю даже, как его зовут? Ладно, буду называть его «сынок», – сказала Галя соседям по палате.

– Мама, мама, – уже тише шептал раненый. Галя сняла с себя пуховый платок и накрыла им больного под самый подбородок к ушам, как бы обнимая. Вытерла со лба пот и нагнулась, чтобы поцеловать в лоб, но вдруг вспомнила, что так целуют покойников, и отдернулась.

– Мама, ты здесь? Я знаю, ты здесь. Это твои руки.

– Спи, сынок. Я не оставлю тебя, – так же тихо сказала Галя.

Через некоторое время в палату зашел Иван Петрович и спросил:

– Ну, как дела?

– Плох еще, но уже тише бредит. То ли уснет, то ли умрет, но лучше первое.

– Галя, ты умничка. Платком укрыла, как мать родная. Может, выкарабкается. Ты везучая. Вот и его спасешь, – по-отцовски сказал «Батя».

От этих слов ей стало легче, как будто это были слова её отца, настоящего.

– Галя, вот еще что, зачем приходил. Как только уснет, сразу ко мне. Ты мне очень, очень нужна. Тут такое дело… – и посмотрел в её глаза так глубоко, как в душу. Ей стало интересно, зачем она ему нужна, что за такое дело. Ей даже жутко стало. Что он хочет ей сказать?

– Нет, сначала час на сон, а затем ко мне и без лишних вопросов. – Галя съёжилась, как провинившийся щенок.

– Я что-то не так сделала?

– Нет, сейчас не могу сказать, потом.

Иван Петрович ушел, подопечный уснул, а Галя пошла в ординаторскую, прилегла на кушетку, но сон не шел. Через час Галя еле поднялась и пошла искать Ивана Петровича. Он её сам первый увидел.

– Галина, хорошо, что пришла. Вот такое дело. У нас один раненый лежит, очень тяжелый, потерял много крови, но кровь у него очень редкой группы… – и тут Галя догадалась. У неё четвертая группа. Это и есть, значит, важное дело.

– Я готова, – сказала бодро Галя, не дав договорить хирургу.

– Идёмте!

Прямое переливание для неё было первое в жизни.

– Затем в столовую. Там тебя будут ждать, чтобы накормить.

– Иван Петрович, я сначала сбегаю в палату к своему «сынку», посмотрю, как он там, хорошо?

А «сынок» мирно спал, дышал, правда, тихо, но живой. Галя перекрестила его и тихонько вышла из палаты.

После переливания Галя отдохнула до утра, а затем пошла проведать своего больного. Открыв дверь, она увидела, что он лежит с открытыми глазами. Хоть они не были широко открытыми, но Галя увидела их голубой цвет. Она чуть не запрыгала от радости у дверей.

– Живой! Как я рада! Мы все за тебя переживали. Значит, долго будешь жить.

– Девушка, а правда, что вчера ко мне мама приходила? Вот даже и платок её. Это она накрыла меня им?

– Да, я вчера была твоей мамой, а платок это мой. Ты всё маму звал, бредил, ну я и решила стать тебе мамой.

– Сестричка, а у моей мамы точно такой же платок. А как вас зовут?

– Галей.