Российский колокол, 2016 № 1

– Вот и мою маму Галей звать! Надо же!

Галя сияла от счастья.

– Видишь, вчера была тебе мамой, а сегодня девушкой и сестричкой меня называешь, но лучше быть сестричкой, чем мамой. Тебе сколько лет-то и как тебя звать, братец?

– Мне семнадцать, скоро восемнадцать. А зовет меня мама Николкой – Николаем, значит. Я в день Святого Николая родился. Так и назвали.

– Да, у тебя сильный покровитель, – сказал сосед по палате. – Крепко тебя держал, не отпускал. Да вот и Галина не дала тебе уйти. Всю ночь возле тебя нянькалась, молитвы читала, платком своим укрыла, как крылом ангел-хранитель. Всю жизнь должен благодарить её. Хорошая дивчина.

Коля протянул Гале пуховый платок.

– Спасибо, сестричка! Ты теперь навсегда останешься моей сестрой. Ты спасла меня, мама и пуховый платок.

– Живи, братик! – Галя подошла и по-матерински погладила его по голове. Коля был еще слаб, бледен, но живой, как этого очень хотела Галина.

Свой день рождения Коля встретил в госпитале вместе с соседями по палате и Галей.

Гармонь

Шура, как всегда, подоила корову, процедила молоко и занесла в комнату, где его ждала многочисленная семейка – мама, бабушка Катя и шестеро ребят – четверо братиков и две сестрички. Шура – самая старшая из детей, ей уже двадцать лет, а старшему братику – пятнадцать, но он в семье за отца, всю мужскую работу делает он. Когда папа уходил на фронт, он так и сказал: «Остаешься за меня, за мужика, во всём матери помогай и младшим ребятишкам». А бабушка Катя – это наша соседка. Она осталась совсем одна. На мужа и двух сыновей получила похоронки. Внуками не успела обзавестись. Мама в зиму забрала её к нам. Зачем ей топить дом всю зиму, да и с нами легче. Большой семьей легче выживать в трудное время.

Сегодня очередь настала их семье брать молоко. А вообще в деревне установили очередность на получение молока. Коровы всего три, а деревня большая. Остальных коров забрали кормить фронтовиков. Мы как-то проживем без молока и мяса, а солдат нужно кормить.

Молоко давали старым, больным и многодетным семьям. Цельного молока приходилось пить редко. Мама варила из него большую кастрюлю каши или супа. Разводила его водой, чтобы на всех хватило на целый день. Бабе Кате налили в кружку и сестренке Оле. Она еще маленькая – три годика всего. Родилась, когда уже началась война, без папы.

Шура быстро управилась по хозяйству, помыла всю посуду после вечери и села возле печи. На дворе давно уже темно, завывал ветер, нанося сугробы снега. Был декабрь 1944 года. Но, несмотря на холод, ей так хотелось пойти к подружке Муське. Давно не виделись. Как маме сказать? Все-таки решилась.

– Мама, можно я пойду к Муське? Работа вся сделана. Может, какие новости расскажет, как там дела на фронте. От папы долго нет писем. Сама говорила, что душа болит, всё думаешь о нем, – начала проситься жалобно Шура. Когда речь заходит об отце, она сразу становится добрее, слезу тихонько утрет, а так она у нас строгая.

– Ладно, Шура, сходи, может, и правда что узнаешь, у них ведь радио есть. – Мало у кого в деревне «тарелки» были. Все завидовали им. Да и свет не в каждом доме был. Считали, что у кого свет и радио, те богатые люди, такие, как председатель, учительница и еще несколько семей. – Возьми мои валенки и варежки, а то замерзнешь. Нынче такой холод. Целый день снег сыпет.

Шура быстро оделась и вышла на улицу. Было светло от снега и холодно от мороза, но им не привыкать. Муся жила не так уж и далеко. Ей девятнадцать лет и вовсе она не Муся, а Мария. Это мы её так сокращенно называем. Живет она с мамой и двумя сестричками. Отец на фронте. Шура быстро дошла, постучала в окно. Лампа горела на кухне. Дверь открыла сама Муся, даже не спросив: «Кто там?» Чужих в этих местах давно не было, и притом зимой.

– Шурка, ты чего так поздно? Что случилось?

– Да ничего не случилось. Просто хотела тебя увидеть, да и девчат наших. Видимся редко.

Шура зашла в теплую комнату, разделась.

– Мусь, а Мусь, так хочется с девчатами собраться, потанцевать, как до войны. Давай соберем девчат и что-нибудь придумаем. Поговорим, у кого можно собраться. Может, кто разрешит у себя в доме.

– Шур, а может, у деда Прокопа, – предложила Муся, – он один живет, хата большая. Всю семью отправил к дочери в Ташкент, побоялся оставить дом и всё нажитое. Вот к нему и пойдем, только его надо уговорить, короче, задобрить.

– Ладно, это я беру на себя. Молодец, Муся. Только вот музыки нету. Ну, что-нибудь придумаем. Утро вечера мудренее, – сказала Шура.

На этом и порешили.

На другой день, когда Шура сделала всю домашнюю работу, вспомнила, что ей надо идти к деду Прокопу в гости. А с чем идти – не знала.

– Ой, кажется, у бабы Кати я видела что-то в бутылке. Кажется, настойка какая-то, – сама себе шепотом проговорила Шура. Она тихонько пошарила в углу шкафа и нашла заветную бутылку. – Бабе скажу, что отнесла деду спину мазать. Думаю, ругаться не будет, зато мы потанцуем, – все раздумывала девушка.