Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 1: XVIII–XIX века

После заграничного путешествия 1860 года Иван Аксаков окончательно расстался со своей страстью к странствиям. Он осел в Москве и сблизился с кругом либерального купечества (И.Е. Гучков, В.А. Кокорев, К.Т. Солдатенков, С.И. Мамонтов, С.И. Щукин). Это обеспечило Аксакову финансовую поддержку в его издательских начинаниях, и в 1861 году он начал издание газеты «День». В ней Аксаков хотел продолжить дело умерших уже отца и брата Константина, А.С. Хомякова, братьев Киреевских (в начале новой эпохи судьба уже свела с исторической сцены самых ярких славянофилов 1840-х годов). По его замыслу газета должна была стать «внешним центром» славянофильства. Так он начал пропагандировать идеи славянофилов еще более рьяно, чем его идеологи. Именно с того времени Иван Аксаков «вдруг» вошел в историю как «последний могикан славянофильства».

Впрочем, в старые славянофильские построения Иван Аксаков внес свою лепту. Он обращается к современной народной жизни не как к идеалу, а как к главной основе развития обществ а, которое не следует смешивать с государством. Именно поэтому его идеи оказываются близки к идеям либерального народничества. Он писал: «Мы желаем и прогресса, и преобразований, но мы хотим в то же время, чтобы они не были порождением бесплотных отвлеченных систем… Мы хотим, чтобы сама жизнь пустила ростки».

Само понимание Аксаковым истории как движения («ход истории не останавливается») говорит о его вполне западническом, прогрессистском взгляде на исторический процесс. Идеальным отношением к Западу было для Ивана Аксакова отношение его тестя (с 1866 года) Ф.И. Тютчева. Он, по Аксакову, «хотя и жадно впитывал в себя сокровища западного знания, но не только без благоговения и подобострастия, а с полной свободой и независимостью». Аксакова поразило, что Тютчев, вернувшийся в Россию после многолетней жизни в Европе, «на чистейшем французском диалекте, не надевая ни мурмолки, не святославки, а являясь вполне европейцем и светским человеком, на основании собственной аргументации, проповедует учение почти одинаково дикое, как и учение Хомякова…». Сам Чаадаев «не мог не ценить ума и дарований Тютчева, не мог не любить его, не мог не признавать в Тютчеве человека вполне европейского – более европейского, чем он сам, Чаадаев; перед ним был уже не последователь, не поклонник западной цивилизации, а сама западная цивилизация, сам Запад в лице Тютчева…».

По Аксакову, призвание России в том, чтобы «примирить в себе односторонности Востока и Запада, претворить духовные богатства того и другого в одно великое целое», – в этом слышны идеи будущих евразийцев. И если говорить о предвосхищении идей XX века, нельзя не вспомнить оброненное в 1867 году: «через два поколения Россия будет иная»; почти «веховскую» критику Аксаковым русской интеллигенции – «питомицы казенной теплицы». «Потому-то и замечательна наша историческая „глупость“, – пишет Аксаков, – что людей не только даровитых, но и умных, и даже ученых у нас немало… но в том и горе, что этот ум, даровитый, даже обогащенный наукою, воспитывается, развивается, творит в отвлеченном пространстве, в атмосфере искусственной, без прикосновения с живым воздухом, без непосредственной связи с родною реальною жизнью, а потому и нет в нем здоровья, и весь проникается он отрицанием… И какими призраками, нелепыми, чудовищными, населена эта атмосфера – от насаждения кукурузы (Sic! – Д.О.) в Архангельске до аристократических на английский манер конституций… до белой горячки замыслов нигилизма…»

Аксаковские идеи о возрождении «нравственного равновесия» призывали к разрешению противоречий между «землей» и «государством» путем создания «общества». Это общество должно было возникнуть от слияния дворянства и крестьянства в особую, народную интеллигенцию.

Аксаков не скупился на резкую критику правительственных действий (вплоть до личностей министров), и это было его способом борьбы за свободу слова. На смену потрепанному цензурой, довольно пасмурному по настроению «Дню» пришла еще более резкая «московская купеческая газета» «Москва» (1867–1868). Недаром Аксакова называли «страстотерпцем цензуры всех эпох и правительств». За год жизни его новая газета пережила девять цензурных предостережений, три «штрафные» приостановки выхода и в конце концов была окончательно закрыта за «вредное направление», а именно – критику «антирусской политики» высшего чиновничества в Литве и Польше.