Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век

Нет в России и традиционного для Запада «третьего сословия», сословия горожан. В отличие от Запада, где рост городов был следствием внутреннего развития экономической и промышленной жизни, в России город был не автономной, эмансипированной от верховной власти, а, напротив, максимально зависимой от самодержавия единицей: «Раньше, чем город понадобился населению, он понадобился правительству». Русский город, согласно Милюкову, имел принципиально иную природу, чем на Западе: «И сама Москва, единственный сколько-нибудь значительный город древней России, не составляет исключения… Несмотря на обширное пространство… Москва была огромной царской усадьбой, значительная часть населения которой так или иначе стояла в связи с дворцом в качестве свиты, гвардии или дворни…» Петербургский период лишь развил и усугубил эту тенденцию.

Итак, проблема гражданской отсталости России на фоне динамичной, прогрессирующей Европы – не в силе русской государственности, а, как это ни парадоксально, в слабости последней, в преобладании сверху донизу анархистских, негосударственных элементов, в отсутствии «социального сцепления». Даже Петр – апофеоз русской власти – был не в силах создать органичные механизмы государственности. Необходимо увеличивать силы сцепления между властью и обществом, создать, как на либеральном Западе, «политическую нацию».

Таким образом, излюбленная идея Милюкова, которую он варьировал на протяжении всей своей интеллектуальной карьеры, – это острая недостаточность в России политической культуры. Перебрав и оценив все возможности и шансы, Милюков едва ли не «методом исключения» приходит к выводу, что единственным перспективным элементом европеизма в России, силой, способной целенаправленно формировать европейскую «междуклеточную ткань социальных отношений», является национальная интеллигенция – внеклассовое образование, способное формулировать общенациональные, гражданские, а не узкокорпоративные интересы. Отсюда и позднейшее убеждение Милюкова как конституционного демократа: кредо истинного кадета не в защите интересов социальных низов (этим занимаются левые) и не в защите корпоративных привилегий верхов (здесь поле деятельности правых), а в отстаивании интересов формирующейся нации как целого. Интересы эти состоят в первую очередь в расширении пространства политической свободы, которая должна быть обеспечена демократизацией права и особой социальной политикой (например, справедливым перераспределением частной собственности через отчуждение ее неэффективных и антисоциальных излишков за адекватное вознаграждение).

Интеллигенция для Милюкова – временный заместитель в России «третьего сословия», сословия bourgeois, не в банальном материально-собственническом, а в широком культурном смысле. Европеист Милюков полагает именно развитие культуры наипрочнейшим залогом развития русского европеизма. Европеизм, либерализм и культура для него в российском контексте – понятия почти синонимичные. Политическая культура для Милюкова – высшая и универсальная форма культурного существования вообще. Через парламентско-партийную систему политика увенчивает здание культуры, создает ту универсальную связь, которая в конечном счете и «сцепляет» политическую нацию.

Отношение к национальной интеллигенции – суть внутрилиберальных расхождений Милюкова и группы интеллектуалов, составивших знаменитый сборник «Вехи». Как известно, одну из главных причин русского неустройства веховцы видели в деструктивной, антигосударственной, «отщепенческой», по выражению Петра Струве, роли интеллигенции, в ее идейно-политическом максимализме, разнуздывающем разрушительные инстинкты социальных низов. У веховцев речь шла о необходимости «деполитизации» интеллигенции и ставке на социальную эволюцию и личностное совершенствование. Милюков же, напротив, был уверен, что политическая реформа должна предшествовать социальной и только политические права и свободы могут стать надежной гарантией от эксцессов как власти, так и революции.

В антивеховском сборнике «Интеллигенция в России» Милюков выступил с программной статьей «Интеллигенция и историческая традиция». В отличие от бывших марксистов, пришедших к идеализму (Бердяев, Булгаков, Франк и др.), он видел причину русских бед не в «панполитизме» интеллигенции, а, напротив, в недостатке осмысленной политизации. По его мнению, чурающиеся политики авторы «Вех» сами дают наглядный пример левого иррационализма, фанатического стремления монополизировать истину, напрочь забывая о культурном плюрализме и толерантности. Взяв на вооружение идеи рационализма, Милюков так писал об основной идее «Вех»: «Это бунт против культуры, протест „мальчика без штанов“, „свободного“ и „всечеловеческого“, естественного в своей примитивной беспорядочности, против „мальчика в штанах“, который подчиняется авторитетам… Как-то так выходит, что авторы „Вех“, начавши с очевидного намерения одеть русского мальчика в штаны, кончают рассуждениями… „мальчика без штанов“…»