Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век

Особенно примечательным оказывается анализ Ю.А. Левадой социальной основы мышления и политических мифов (в том числе таких, как «величие нации», «всеведение фюрера» и иерархическая структура нацистского режима), тоталитарной пропаганды и культа в фашизме и нацизме. В эти же годы он неоднократно обращался к кибернетике, к системным моделям общества, процессам модернизации, массовой и элитарной культуры, откуда логично следует переход к проблематике, с одной стороны, массового общества, с другой – тоталитаризма, имеющего уже прямое отношение к исследованиям советского «общества-государства».

Это время – около 15 лет (1963–1978) – уникальный период в интеллектуальной истории нашей страны. Оно никогда не повторится, поскольку в будущем уже не будет подобной констелляции обстоятельств, порождающей такую интенсивность и силу желания свободной мысли у людей. Уходящий сталинизм, недавняя война, свежая память об исторических катаклизмах, восстания в Венгрии, ГДР, волнения в Польше, Тбилиси, Новочеркасске, скудная и мрачная повседневность закрытого и статичного общества создали такой контрастный фон, на котором открывшиеся возможности заниматься социальными науками, включения в идеальный мир знания о мышлении, обществе, истории стали эквивалентами свободы и человеческого достоинства. Никогда больше мотивация стремительного освоения этого мира знаний не была столь сильной, как тогда.

В концептуальном плане эта ситуация внезапного и стремительного расширения интеллектуальных горизонтов в пределах одного поколения напоминает или воспроизводит условия западного модерна, но только в более конденсированном и ускоренном виде. Для таких мыслителей, как Левада, это означало, что они оказываются в ситуации кристаллизации самой исходной проблематики социологии, т. е. ровно в том же положении, в котором на рубеже XIX–XX столетий осознавали себя будущие «классики» социологической науки. Как и его предшественники, он вынужден был обдумывать и решать одновременно предметные, теоретические, эпистемологические и методологические задачи, поскольку без удовлетворительных ответов на эти вопросы, по внутренней логике мышления, последующая работа была невозможной. Конечно, позже все эти темы стали частью предметов узкоспециализированных областей социологии. Но в тот момент это означало, что ответы на подобные вопросы можно искать, только обращаясь к самым различным сферам гуманитарного знания, что предполагало потребность в освоении материалов западных мыслителей самого широкого круга. Поэтому это было время (недолгое) диалога и взаимодействия социологов и философов, историков и экономистов, исследователей религии и культуры, литературоведов и специалистов по системному анализу. Никогда больше высота, универсализм и серьезность этой общей работы больше не повторялись; А. Пятигорский называл эту ситуацию «метафизической». Нет сомнения, что это был прежде всего «эффект приоткрывшейся двери» в закрытом обществе, начавшейся «перекачки» идей, теоретически проработанного и интерпретированного материала из другого мира, что никоим образом не снижает оценки интеллектуальных усилий тех, кто инициировал этот процесс. Крайне важно подчеркнуть этическую и эмансипационную сторону этой интеллектуальной деятельности, сегодня забытой и вытесненной последующей волной постмодернизма – эпигонского и крайне поверхностного релятивизма, проложившего дорогу цинизму путинской эпохи.

В 1968 году был создан Институт конкретных социальных исследований (ИКСИ) АН СССР, в котором Ю.А. Левада возглавил сектор методологии исследования социальных процессов. Под его руководством шла очень интенсивная общая коллективная работа по освоению круга идей и методологии западной социологии. В рамках сектора действовали три параллельных методологических семинара: общий, культур-антропологический и логико-социологический. Главное внимание уделялось изучению доминирующих на тот момент социологических школ: структурно-функциональной парадигмы Т. Парсонса, символического интеракционизма, социальной и культурной антропологии, в меньшей мере – понимающей социологии М. Вебера. Сектор просуществовал с ноября 1966-го по май 1972 года. После начавшихся чисток в ИКСИ (за краткий срок оттуда ушло более ста сотрудников) Левада, не дожидаясь окончания погрома социологии, учиненного М.Н. Руткевичем, перешел в Центральный экономико-математический институт (ЦЭМИ). Именно в ЦЭМИ он оказался в круге дискуссий экономистов, позднее ставших идеологами реформ.