Россини

И вот он ставит в Риме в театре Валле «Турка в Италии», а также пишет для него новую оперу «Торвальдо и Дорлиска», весьма романтичную музыкальную драму-полусериа. Только вечером на премьере 26 декабря 1815 года она не оправдала своего названия — не оказалась серьёзной даже наполовину и не понравилась публике. Кое-что хорошее в её музыке было, но очень мало. Маэстро писал эту оперу без всякого увлечения. Либретто не устраивало его никак — уж слишком было глупым. И провал оперы, конечно же, огорчил его, как это бывало всегда, даже если он убеждал себя и всех, что не придаёт этому фиаско никакого значения. Под маской скепсиса и безразличия скрывалась, как это нередко случается, очень чувствительная душа.

Итак, поражение, и всё же поездка в Рим принесла ему один хороший результат, на первый взгляд самый обыкновенный — подписание контракта. Но контракт этот положил начало одному великому событию.

Однажды утром маэстро, жившему на виа Леутари, доложили, что к нему явился гость. Какой-нибудь докучливый визитёр? Нет, герцог Франческо Сфорца Чезарини, римский аристократ, он же импресарио театра у Торре Арджентина (у Серебряной башни)[42] Россини поспешно переодевается и выходит в гостиную. Римский аристократ тепло приветствует его и заявляет:

   — Дорогой маэстро, ваша опера провалилась.

Россини, мало обрадованный такой преамбулой, отвечает с шуткой, но сухо:

   — Благодарю за информацию, но мне это уже известно. И вы, синьор герцог, потрудились прийти сюда так рано только для того, чтобы ещё раз порадовать меня этим известием?

   — Нет, я пришёл к вам лишь потому, что убеждён — событие это не имеет никакого значения для вашей карьеры.

   — Я тоже в этом не сомневаюсь. Время от времени я устраиваю провалы для того, чтобы ярче оттенить успехи.

   — Прекрасно, но я всё же предпочёл бы иметь только успехи.

— Мы с вами единого мнения, синьор герцог.

   — Вот поэтому я и пришёл к вам с предложением в надежде, что оно принесёт большой успех. Не хотели бы вы написать оперу для моего театра?

   — Это моё ремесло, синьор герцог.

   — Не ремесло — искусство.

   — Вы очень любезны. Искусство — это ремесло, которое пытается выглядеть благородно.

   — Я предлагаю вам контракт на предстоящий карнавальный сезон. Я преисполнен глубочайшей веры в ваш талант.

   — Вот эта новость уже получше первой, синьор герцог. Условия?

   — Лучшие, какие я только могу предложить, естественно.

   — Вы уже подобрали певцов?

   — Некоторых. Остальных доверяю подобрать вам. Я бы хотел, например, ангажировать тенора Мануэля Гарсиа, который сейчас работает с вами в Сан-Карло.

   — Прекрасная мысль. Сколько вы хотите заплатить ему?

   — Тысячу двести римских скудо.

   — Думаю, он согласится. А мне за оперу, которую я напишу, сколько собираетесь выделить?

   — Четыреста скудо.

   — Подумать только, в какие варварские времена мы живём! Тенор получает втрое больше, чем маэстро композитор!

   — Что поделаешь, так принято. И вы должны признать, что я стараюсь быть щедрым по отношению к композитору.

   — Щедрым? Нет, импресарио никогда не бывает щедрым, даже если он герцог. Я понимаю, что вы не пытаетесь принизить гонорар. Это уже кое-что. А обязанности?

   — Как всегда. Вы должны написать оперу, оперу-буффа, в двух актах, по тому либретто, новому или старому, какое я вам дам. Вы должны представить партитуру к середине января, приспособив её к голосам певцов. Вы обязаны присутствовать на трёх первых представлениях и руководить спектаклем, сидя за чембало. Ну, и, естественно, обязаны вносить в партитуру все те возможные изменения, которые окажутся необходимыми для успешного исполнения.

   — Аминь! — иронически заключает Россини.

   — Вы согласны? — спрашивает герцог-импресарио.

   — Согласен.

И контракт подписывается. Благодаря ему рождается пока ещё не получивший названия шедевр.

* * *

Либретто? Герцог поручил поэту Ферретти подыскать какой-нибудь приятный сюжет для оперы-буффа, в котором была бы большая партия для тенора Гарсиа, согласившегося петь в ней. Тенор обошёлся герцогу дорого, и он хотел использовать его как следует.

Но тема, предложенная Ферретти, не понравилась маэстро, и он надумал обратиться к Чезаре Стербини, к тому самому, который написал ему либретто «Торвальдо и Дорлиски».

   — Но это было просто ужасно! — замечает герцог.

   — Вот именно поэтому. Не может ведь такой умный поэт обеспечить два провала подряд! К тому же заметьте, он служит в финансовом управлении казначейства, так что у него непременно должно получиться что-то стоящее.

Поэт, служащий в финансовом управлении, охотно согласился снова поработать с Россини — ему хотелось взять реванш. Он предложил два-три сюжета, но Россини отверг их.

   — Нет, это не то, что бы я хотел. Мне нужно нечто такое, что будоражило бы меня, веселило, вдохновляло на ликующую музыку, что помогало бы мне, а не мешало. Мне надоело иметь дело с банальностями.

   — А у вас есть какие-либо предложения?

   — К сожалению, нет. Вернее, есть одна мысль, но слишком дерзкая и опасная. Знаете, какое либретто лучше всего подошло бы для того, что я хочу написать? «Севильский цирюльник».