Россини

В нормальной, спокойной обстановке опера произвела на слушателей совсем другое впечатление — она сразу же покорила их. В зале гремели овации, восхищенная публика бурно аплодировала каждому музыкальному номеру, требовала «бис». Триумф. После такого провала!

В финале первого акта весь зал поднялся, словно гордясь, что может взять реванш, и громко потребовал чтобы на сцену вышел автор. Пришлось несколько раз выйти певцам раскланиваться, при этом они жестами объяснили, что маэстро нет в театре. Но публика продолжала требовать его.

   — Где он? Где он?

   — Дома.

   — Значит, надо пойти и привести его в театр!

Друзья поспешили к Россини, некоторые из зрителей побежали следом за ними. Нужно, чтобы маэстро пришёл в театр хотя бы ко второму акту.

Россини молча слушает. Он смущён, он счастлив. Но точно так же, как вчера вечером, он выразил полное равнодушие к провалу, теперь он бесстрастно воспринимает известие об успехе.

   — Отправиться в театр? Да вы с ума сошли! Вы же видите, я болен, очень болен, просто совсем разболелся, — говорит он.

Один из приятелей, тот, что ужинал вместе с ним, возражает:

   — Ладно, не выдумывай! Мы прекрасно знаем, что у тебя за болезнь! Из тех, что легко вылечивается бурными аплодисментами! Вставай и пошли, быстро!

Все счастливы, смеются, шумят, помогают ему одеться, ведут, едва ли не на руках несут в театр. Опера уже подходит к концу. Зал гремит от оваций. Маэстро вытаскивают на сцену. Зрители, похоже, совсем обезумели от восторга. Триумф «Цирюльника».

   — Подумать только, — говорит потом Анджелини маэстро, — вчера в это же самое время опера, казалось, навсегда провалилась.

   — Вчера вечером? — восклицает Россини с очаровательно наивным удивлением. — Вчера вечером? Не понимаю, о чём ты говоришь. Разве не сегодня премьера «Цирюльника»?..[45]

* * *

Вернувшись после постановки «Цирюльника» из Рима в Неаполь, Россини слышит от Барбайи такие слова:

   — Теперь ты снова будешь работать на меня. Видишь, что получается, когда ты начинаешь кружить по другим театрам.

   — Получается, что я одерживаю победу.

   — Это полупобеда, потому что, мне кажется, было и поражение.

   — Мне кажется, поражение было перечёркнуто победой.

   — Короче, нужно работать на меня.

И Россини вновь стал работать на своего импресарио. Было объявлено, что в конце апреля принцесса, племянница короля Фердинанда I, выходит замуж за французского принца Фердинанда герцога де Берри, и маэстро поручено сочинить по этому случаю кантату.

Вслед за кантатой Россини написал оперу «Газета, или Брак по конкурсу» на тривиальное либретто Джузеппе Паломбы, поправленное аббатом Тоттолой. Эта опера посредственная, однако она шла много вечеров. А Россини ведёт себя как-то странно, выглядит рассеянным, расслабленным. Что случилось? Барбайя спрашивает об этом свою подругу Кольбран. Она отвечает:

   — Мне он кажется таким же, как всегда. Я ничего не знаю.

Барбайя решает поговорить серьёзно:

   — Дорогой Россини, ты великий, необыкновенный, непревзойдённый маэстро...

   — Ах, когда ты так начинаешь — значит, хочешь в чём-то упрекнуть меня. Говори сразу! Я великий, необыкновенный, непревзойдённый маэстро, но... Так давай сюда это твоё «но»!

   — Но ты обходишься мне слишком дорого. Ты не работаешь, ничего не пишешь, не дирижируешь операми.

   — А я разве виноват? Слишком хорошая погода стоит в Неаполе и слишком прекрасен город!

   — Я знаю, что ты любишь гулять по главной улице Неаполя и по набережным Толедо и Кьяйя и собираешь там друзей, которых потом приглашаешь обедать ко мне!

   — Я забочусь о том, чтобы ты не утратил репутацию гостеприимного хозяина!

   — Очень мило с твоей стороны. Но, бога ради, сбрось ты свою лень и сотвори мне шедевр. Эти негодяи певцы всё время выставляют новые требования, хотят, чтобы им больше платили, и расходы превышают доходы. Мне нужен шедевр, такой, чтобы публика ломилась в театр.

   — Тебе нужен шедевр серьёзный или комедийный? — смеясь, спрашивает Россини. — У меня мысль: почему бы тебе не поставить здесь моего «Цирюльника»?

   — Ах, нет, дорогой, мне нужна новая опера! Но об опере-буффа я и слышать не хочу. Это же всё-таки Сан-Карло! Нужна опера-сериа, трагическая, такая, чтобы в зале рыдали, мне нужно, чтобы наша дорогая Кольбран...

   — Наша? — как бы невзначай уточняет Россини.

   — ...смогла потрясти всех. Так что давай принимайся за дело, знаменитый маэстро Россини. Пиши трагический шедевр.

   — А сюжет?

   — Есть тут у меня один...

   — У тебя? О боже!

   — А что? Разве я мало дал тебе хороших советов? На этот раз я предлагаю тебе поэта не из тех изголодавшихся неудачников, что пишут стихи только для того, чтобы избавиться от аппетита. Речь идёт о поэте высокого ранга, он важная птица — маркиз.

   — Ты считаешь, что маркизы находятся в особо привилегированном положении, когда нужно сочинять хорошие стихи?

   — Конечно. Маркиз — это тебе не кто попало. К тому же речь идёт о маркизе Берио ди Сальса.

   — А, я знаком с ним. Он часто приглашает меня на свои светские приёмы. Когда там поёт синьора Кольбран, я всегда аккомпанирую ей на чембало.