Ростов-папа. История преступности Юга России

Впоследствии эту практику отменили, введя вместо нее кружечный сбор: у входа в острог устанавливались кружки, куда все желающие могли бросать деньги. Эти деньги (и передаваемые благотворителями надзирателям продукты) использовались для награждения лиц, освобождавшихся из-под стражи, поведение которых в тюрьме не вызывало нареканий.

В конце 70-х годов XIX века содержание каждого заключенного в остроге обходилось в сумму около 230 рублей в год. В полицейских участках – 7 копеек в день на питание и три раза в сутки кипяток.

Годовое жалованье надзирателя централа составляло к концу XIX века в среднем 151 рубль, что примерно соответствовало заработной плате квалифицированного рабочего. При этом четверть из этой суммы он вносил в страховую кассу тюрьмы с правом получения накопленной суммы по окончании контракта.

Англичанин Джордж Кеннан, исследовавший российские тюрьмы в начале ХX века и опубликовавший книгу «Жизнь политических арестантов в русских тюрьмах», писал: «Во всей империи 884 тюрьмы. Номинально все они находятся под одним управлением и подлежат одним и тем же законам и правилам, и между тем трудно было бы найти двадцать тюрем, которые бы управлялись одинаковым образом в продолжение трех лет. Те права, которыми пользуются заключенные в одной тюрьме, не существуют в другой; в одной строгость есть общее правило, в другой – только исключение; иных заключенных закармливают, другие содержатся впроголодь; в одном месте нарушение правил не влечет за собой ничего, кроме выговора, тогда как в другом подобное же нарушение наказывается двадцатью ударами розог по обнаженному телу. Везде беспорядок, противозаконные действия, произвол и более или менее полное отсутствие всякой системы. Причин этого положения дел много, но самые главные следующие: во-первых, самые законы чрезвычайно трудно применимы на практике и полны противоречий; во-вторых, управление тюрем распределено между громадным количеством лиц и административных органов, отношение которых друг к другу не организовано правильно; в-третьих, многие русские административные лица склонны решать дела и поступать согласно не с законом, а с тем, что они считают лучшим в данное время или наиболее соответствующим видам высшего начальства; и в-четвертых, крайне низкий уровень административных способностей и нравственности громадного большинства лиц тюремной администрации, в которую невозможно привлечь более порядочных людей при том ничтожном окладе, который они получают».

Чем ближе к Первой русской революции, тем больше на Дону наблюдалось не только уголовное, но и революционное брожение. А следовательно, тем больше сидельцев посещало стены Богатяновского централа. Известный меньшевик Александр Локерман, который в начале века угодил в этот острог, вспоминал, что «тюремные надзиратели проявляли недоумение и непонимание того, что это еще за новая порода арестанта? Из-за чего они бьются? Какую выгоду в этом находят? В бескорыстие революционеров не верили, а все пытались докопаться, нет ли за их громкими фразами каких-либо материальных пружин».

Из-за нехватки мест в одиночках сидели по двое-трое. Не возбранялось общаться через окна с родственниками, а по вечерам петь хором. На жесткий режим особо не жаловались – лишь на невыносимый запах – из-за невозможности проветрить помещение и вдоволь помыться в бане.

В 1903 году арестантов насчитывалось уже 7610 мужчин и 606 женщин, из них пересыльных – 6698 и 511 соответственно. На 1 января 1904 года 372 мужчины и 44 женщины отбывали наказание за убийство, 12 – за покушение на убийство, 13 – за разбой, 32 – за грабеж, 12 – за подлог, 13 – за побеги из Сибири. 683 узника сидели за кражу и 42 – за кражу со взломом.

То есть львиная доля тяжких преступлений богатяновцев приходилась на долю ростовских крадунов – основного отряда местной босоты.

Мрачную славу одной из основных российских пересыльных тюрем Богатяновский централ снискал уже в советское время. Но при царизме особых ужасов за ним не наблюдалось. Служба здесь считалась непрестижной, оплачивалась плохо, отчего начальники тюрьмы менялись чуть ли не раз в год. К тому же либеральная общественность пристально следила за тем, чтобы они, не дай боже, не обижали арестантов. В 1903 году были отменены телесные наказания плетьми для каторжных и ссыльных. Даже за значительные нарушения режима в Ростовском централе уже не секли.

А 6 ноября 1907 года начальник ростовской тюрьмы штабс-капитан Иосиф Закржевский был приговорен судом к заключению на 10 дней на гауптвахту за удар по щеке, нанесенный политическому арестанту.

Закржевскому еще повезло. За полгода до этого его помощник Илья Щербаков был застрелен курсантом Ростовских мореходных классов эсером-максималистом Онуфрием Музычуком за издевательство в тюрьме над «политикой». Интересно, что Щербаков сам окончил эту же мореходку, но выбрал не море, а «темницу сырую».