Ростов под тенью свастики

Еще одна малоизвестная страница самых первых недель войны. Когда допрашивали генерала Д. Г. Павлова, командовавшего Западным военным округом (он был незаслуженно обвинен в поражениях у границы и расстрелян) — так Сталин нашел «виноватого». Он на допросе (сохранились его записи) говорил, что дивизии, укомплектованные латышами, литовцами, эстонцами разбежались при первом боевом столкновении с противником, оголяя фланги и тылы других соединений.

Главная ответственность за внезапность нападения лежит на Сталине. Он один принимал стратегические решения, все остальные из его окружения боялись ему противоречить. А если ты руководишь всем, то и отвечаешь за все. Он носил в себе мысль, что Германия не может сейчас напасть на СССР, и не верил агентурным сообщениям и другим источникам о готовящемся вероломном нападении — он считал такие сообщения провокационными. Вероломное нападение — нападение, ломающее веру, значит Сталин верил в то, что его не будет. Конечно, эту веру в нем поддерживала статистика: количество вооружений, по которому Красная Армия превосходила вермахт.

Вот как оценивал причины наших поражений в первые недели войны Маршал Советского Союза А. И. Еременко: «Опоздание с разрешением о приведении войск в боевую готовность связано с тем, что Сталин, будучи главой правительства, верил в надежность договора с Германией и не обратил должного внимания на поступавшие сигналы о подготовке фашистов к нападению на нашу страну, считая их провокационными. Сталин полагал, что Гитлер не решится напасть на СССР. Поэтому он не решился своевременно на проведение срочных и решительных оборонительных мероприятий, опасаясь, что это даст повод гитлеровцам для нападения на нашу страну. На Сталине, являющемся фактически главой государства, лежит основное бремя ответственности за наши поражения»[6].

Боязнь попасть в немилость к вождю руководила многими военачальниками. «Сталин и его окружение, генеральный штаб, а также Главное разведывательное управление допустили крупнейший просчет (подчеркнуто — B.C.) в оценке военно-стратегической обстановки».[7] Не сказать об этом вообще было нельзя, но здесь виноваты все, и вина вождя, главная, не выделена.

Внезапность мощного удара, особенно авиационного, — до 250–300 километров вглубь (через несколько дней, когда в бой были введены основные силы вермахта) создавала все условия для овладения стратегической инициативой. Фашисты сосредотачивали в местах крупных прорывов значительное численное превосходство, обходя наши группировки с флангов, окружая их, громя тылы. Десантники в красноармейской форме захватывали важные переправы и удерживали их до подхода своих войск. Немцы обладали детальной информацией (работа агентуры) о расположении наших соединений, базировавшихся в приграничных районах. И нередко (по рассказам очевидцев) танки шли вперед по шоссе, не обращая внимания на то, что по обочинам двигаются группы красноармейцев. Задача танкистов была как можно дальше вклиниться вглубь советской территории, захватывать и парализовывать важнейшие объекты, а главное — окружать наши воинские соединения. Первые недели войны напоминали действительно тот блицкриг, который планировал Гитлер и его командование. Но чем дальше углублялись захватчики на советскую территорию, тем заметнее возрастало сопротивление частей Красной Армии.

Еще один эпизод из воспоминаний отца. Он служил рядовым в фотолаборатории одного из артиллерийских полков, находящегося практически на границе. Немцы не стали даже бомбить его, не то чтобы атаковать — зачем лезть под пушки. А снарядов у артиллеристов было очень много. Немцы просто обошли эту часть. И вот полк, не имея связи, вынужден был отходить в тыл с первого дня войны — воевать ему было не с кем. Потом над колонной стала зависать «рама» — немецкий авиаразведчик, потом прилетали бомбардировщики и постепенно выбивали орудия. Так наши артиллеристы дошли до Днепра! Наконец, попали в большой «котел» под Уманью — все переправы были уже в руках у неприятеля.

В истории войны есть два фактора, на которые, как мне кажется, историки и мемуаристы не обратили особого внимания. Эти факторы также работали против нас. Первый — чисто географический. Отступая Красная Армия вынуждена была «скатываться» с высоких берегов европейских рек, текущих по СССР. Когда же началось наше наступление на Запад, нам приходилось штурмовать высокие, обрывистые и сильно укрепленные берега своих рек: Дона, Миуса, Днепра…

Второй фактор — технический. В большом успехе фашистского наступления первого периода волны огромную роль сыграли танки. О «танкобоязни» много писали и говорили. Немецкие танки, прорывавшие нашу оборону, создавали панику в тылу, с ними трудно было бороться без артиллерии. Они словно созданы были для степных, южных районов нашей страны.