Ростов под тенью свастики

А. КАРАПЕТЯН. В последние дни перед вступлением фашистов в городе была страшная паника. Некоторые снимали колеса с машин и переправлялись через реку на камерах. Дед Ваня говорит нам: «Ребята, вот немцы прибудут и будем голодать». Подходит к солдату: «Эй, пристрели вот эту корову, а то мычит, спать мешает». Тот шарах ей в лоб. Она упала. «Мальчишки, тащите топоры!» Мы, конечно, не знали, как мясо правильно рубить, покрошили, как попало, вместе с кожурой. А бабки причитают: «Безбожники, что же вы делаете!» Во дворе стояли бочки с водой для тушения «зажигалок». А там уже головастики. Дед нас учит дальше:

«Переворачивайте бочки! Тащите в сарай». Мы стали пересыпать мясо солью. Паника паникой, а мы заготовками солонины занимались. И как нам она потом пригодилась!

В истребительном батальоне был парень Яков, у него был мотоцикл, он был вроде связного при штабе. А штаб не знал, где немцы находятся. Яков должен был ездить на окраину города и узнавать, что же происходит. Авдей говорил: «Мы не можем уйти, мы должны прикрывать отступающих». Они — как смертники в ловушке. Яшка в очередной раз уехал в разведку, помчался на Сельмаш. А штаб сидит дома. В это время прошли по улице первые немецкие танки. Они шли с закрытыми люками. Почесали куда-то по улице, что вокруг происходит, их не интересует. Они отвечали только на выстрелы. А армия валяется по всей Нахичевани. Комсостав моментально стал переодеваться. Первыми переоделись начальник госпиталя и Авдей, у них одежда была уже заготовлена. А Николай Иванович был такой здоровый, мордатый, в общем, громадный человек — одежды для него не нашлось. Зовет меня: «Артем, тащи мне вещи». Еле рубаху напялили брюки короткие, обуви не нашлось сапоги армейские были тогда зеленые, брезентовые. Он кричит: «Бели мне сапоги!» Встал я на корточки, мажу сапоги зубным порошком. Получилось чучело.

Прибежала мать. А она у меня была кандидатом в члены партии. Активистка, в красной косынке бегала, больше занималась общественными делами, поэтому нас отец в детстве смотрел. Они к ней: «Спасите нас!». Начальник госпиталя говорит: «Я вас прошу, скажите, что я ваш муж. Спасите, у меня трое детей». У него почему-то еврейский акцент прорезался. Так человек был напуган.

Сначала мы их потащили в подвал, где сидели все жители. Как увидел народ, что мы пришли с такими амбалами, — в крик. Всем же ясно, что это переодетые военные. Все на нас напором: «Хотите, чтобы нас всех перестреляли?» Ведь по опыту первой оккупации знали: за укрывательство красноармейцев — расстрел. Не только их не пустили, а еще и нас выгнали и шмотки наши выбросили. А кто-то даже крикнул: «Предатели, не воюют, а по подвалам прячутся! Тащите пулемет, сейчас их перестреляем».

Берем мы этих четверых и тащим на 16-ю линию к нашим родственникам, Те, как увидели: ой! в обморок упали. Хоть отливай. «Куда вы их привели, у нас же семья. Уходите! Мы погибнем». А куда деваться? Повели мы их на квартиру на 6-й линии, где никто не жил, там и пристроили.

А когда они переодевались, оставили свои пистолеты, портупеи, на которых были написаны их фамилии, имена — отчества. Я все это спрятал в сарай. И скоро они пригодились.

Только я отвел комсостав истребительного батальона, который стоял у нас на квартире в другой дом, на 6-ю линию, и сразу домой. Возвращаюсь, слышу пальба. Перелез через забор и из разбитого окна разрушенного дома на 18-й линии попадаю прямо в наш двор. И вижу такую картину. Оказывается Яков, который был в штабе связным, вернулся с Сельмаша. Он уже знает что немцы в городе. Кинулся, а командного состава нет. Солдаты ему говорят, что они уже умотали. Он хватает автомат, гранату и выскакивает на улицу. А танки уже идут с открытыми люками, почувствовали безопасность. Немцы по пояс. Он бросает гранату, попадает прямо в башню танка и убивает двух танкистов. Танк разворачивает пушку и как шарахнет. Попал в троллейбусный столб. Их перед самым началом войны поставили, тогда троллейбусы стали ходить. Яков встал за дерево — и из автомата. И кричит: «Мать вашу-перемать!».

А танк с ним ничего сделать не может. Немцы люк закрыли, башню крутят, а пулемет не развернешь, слишком маленькое расстояние. У Якова же патроны кончились. А следом мотоциклы идут по три в ряду. Мотоциклисты заловили Якова в подъезде. И закололи кинжалами.

Танки пошли дальше, кроме того, в который Яков бросил гранату, а мотоциклисты ворвались во двор. Те две женщины-санитарки в этот раз не успели переодеться. Их так в военной форме затащили в сарай, изнасиловали. Двое наших солдат лежали на земле бухие. Подходит к ним фашист, ногой толкнул: «Русский свинья» и пулю в лоб каждому. А кто руки поднял, тех выводят на улицу. Там команда была, которая собирала пленных. Кто не понравился, убивали на месте, тут же у них и отсев шел.