"Ты начальник – делай, как хочешь. Ругайся с ними или не ругайся – не твои проблемы", – был понят взводным, и он, повернувшись, переваливаясь через снежные сугробы, пошел на противоположную сторону копаемого нами участка.
Солдат хватило минут на пять, не больше. Андижанов подскочил к
Абдусаматову и стал вырывать у него лопату.
– Дай мне, дай сюда,- и, схватив инструмент, начал раскидывать снег не хуже снегоуборочной машины. Снежные хлопья полетели во все стороны так, что не оставили сомнений – мороз дошел до самого дорого.
Меньше, чем через двадцать секунд, то же самое проделал и Мусаев, схватив кирку у другого солдата. Мы остановились, наблюдая за работой физически сильных парней.
– Сам зачэм стаишь? Пачэму нэ работаэшь?
– Не могу глаз оторвать. Первый раз вижу, когда ты делом занимаешься, а не "карманным бильярдом" со своими причиндалами.
– Мужики, бросай работу. Картошка приехала.
Для поддержания сил комбат распорядился, чтобы каждый день в одиннадцать часов нам привозили на БМП, командиром которой я являлся, картошку в мундире и горячий чай, что было совсем кстати на холоде.
– Продолжаем, продолжаем работать! – начал через пять минут отгонять нас от горячего термоса Гераничев.
– Товарищ лейтенант, когда человек ест, его даже собака не кусает.
– Вы как разговариваете? Я не собака, я офицер. Выполнять приказ!
Если не будет выполнена норма, то придется вернуться вечером.
Вечером этого дня мне удалось вырваться в часть под предлогом начинающего болеть горла, сославшись на необходимость таблеток. В роте я нашел зеленый шарф, выторговал у каптерщика еще две пары портянок и уговорил фельдшера в санчасти отдать мне все лекарства, которые могли сбить температуру, как-то вылечить простуженное горло и прочие воспалительные процессы полным ходом набиравшие обороты в палаточном городке. Со всем этим скарбом я, как обещал Рожину, вернулся к ужину на место дислокации сборного батальона.
– Что ты ходишь, как немец под Москвой? – попытался наехать на меня взводный.
– Немцам было теплее, о них думала армия Вермахта. А тут сам о себе не подумаешь – никто не подумает.
– Немедленно сними.
– Если сниму, сразу заболею. Заболею – тут же уеду.
– Я тебе уеду. Я тебе уеду. Сними! Это приказ!
Спорить с дураком посреди поля было бессмысленно. Я, бурча себе под нос ругательства, снял зеленый шерстяной шарф и пихнул его в карман.
Утром человек пять заявило, что у них больное горло и им больно глотать. Фельдшер подтвердил высокую температуру у каждого из солдат, и грузовик на зависть остальным увез их в часть с уже ставшего ненавистным всем места. К вечеру после работ в поле во время небольшой метели с холодным северным ветром количество больных прибавилось. Утром следующего дня я стоял в строю с горлом, обмотанным зеленым шарфом.
– Ты опять неуставной шарф нацепил? – братан не мог пройти мимо.
– Холодно.
– Сними.
– Уеду вместе со всеми. Отстаньте, товарищ лейтенант.
– Что ты сказал?
– Гераничев, оставь его. Лишь бы работал, – Рожин видел, как редеют наши ряды, и понимал, что в таком темпе через три дня тут останутся только офицеры.
К домику операторов подкатил УАЗик, и из него вылез генерал-майор.
– Батальон, смирно! Товарищ генерал-майор, личный состав сводного батальона для выхода на работы построен. Командир батальона майор
Рожин! – отчеканил комбат, своим животом почти упираясь в генеральское пузо.
– Вольно. Товарищи солдаты и сержанты. Вы выполняете важное правительственное задание. От этого задания многое зависит. Я повторяю: многое. Вы копаете траншею для показательной демонстрации обороны взвода ночью, зимой. Будет присутствовать самое высокое командование Московского военного округа, офицеры иностранных держав и уполномоченные лица. На вас возложена серьезная честь выполнить свой воинский долг. Я еще раз повторяю: честь! Я уверен, что вы с доблестью справитесь и будете достойно награждены. Но это после, а сейчас, – генерал сделал театральную паузу, – больных больше нет.
Все здоровы. Поле покидаем только после того, как закачиванием работы… или в мертвом виде. Все, как на войне. Отступать нельзя.
За нами Москва! Вам в помощь будут преданы машина для копания траншей, два танка-бульдозера и саперы со взрывчаткой. Все закончить надо через три недели. Все понятно?
Батальон, как один, молчал.
– Я не слышу, всем понятно? – рявкнул Рожин.
– Так точно.
– Громче.
– Так точно!! – отчеканил строй.
– Вольно. Выходи на работы.
– А если бой, то мы будем просить подождать три недели у противника, пока выкопаем окопы? – спросил Прохоров по дороге к обозначенному месту работ.
– Нет. Нас расстреляют раньше, как врагов народа, не справившихся с заданием.
– Тогда зачем мы копаем, если нас все равно расстреляют?
– Чтобы служба медом не казалась… и чтобы было где хоронить.
– Подтянись, – прокричал Гераничев, и мы замолчали, продолжая уже в который раз протаптывать снег сапогами и валенками.