Рота, подъем!

– Ну, там тебе мозги вправят,- сплюнув на грязный асфальт, пообещал джинсоторговец.

Мы пользовались уважением в институте и по причине крепкой дружбы, и по причине наличия портативных раций, и по причине выполнения важного, с точки зрения комсомольской организации, дела.

Однажды мы воспользовались наличием портативных раций для сдачи экзамена. Нет, мы не стали подсказывать друг другу, как в фильме

"Операция Ы", мы сделали проще. Сдача зачета уже закончилась, и мы, неподготовленные, просто рискнули, войдя и вытащив билеты наобум.

Двое уже сидели перед преподавателем, когда в рациях раздалось:

– Сто тридцать первый, сто тридцать второй, Измаилу.

Голос прозвучал громко и четко, испугав не только преподавателя, но и нас, сидевших в ожидании позывного.

– Ой, – сказал Клим. – Простите.

Он встал и отвернулся.

– Измаил, мы заняты…

– Вы срочно нужны в отделе, – звучало из динамика, спрятанного за лацканом пиджака. – Оперативная обстановка…

– У нас экзамен, мы с преподавателем сидим, – стараясь сдержать смех, ответил Клим в микрофон.

– Вызывают, – повернулся я к преподавателю. – Мы – оперативники спец.группы ОБХСС…

– Так вы идите, идите, – заволновалась пожилая женщина, преподаватель ВУЗа, помнящая сталинские времена.

– А экзамен как же?

– Давайте ваши зачетки, давайте.

В момент, когда она ставила нам зачет, в комнату влетел тот, кто говорил из-за двери.

– Простите, ребята, слышали, всех срочно собирают в отделе?

– Слышали, зачетку давай.

– А он с вами? – уточнила кандидат наук.

– Он наш главный, – лицо Клима растянулось в умиротворяющей улыбке.

– Тогда давайте скорее и Вашу зачетку. Всего доброго ребята. До свидания.

– До свидания,- выпалили мы, выскакивая из комнаты и сдерживая на ходу хохот.

– В отдел-то идем? – спросил Клим, когда мы отхохотались, отойдя на приличное расстояние от комнаты, где принимался экзамен.

– А чего еще делать?

И мы отправились в районное отделение МВД.

Неоднократно нас, как дружинников, посылали помочь в детскую комнату милиции, где я познакомился с Екатериной. Молодая, симпатичная девушка училась в педагогическом институте Ее большие зеленые глаза и стройная фигура вызывали во мне бурные мужские желания. Наши отношения переросли из дружеских в близкие, и мы понимали друг друга не только как влюбленные, но и как оперативник – оперативника.

Наступило время Андропова, и вместе с девушками из отдела мы отлавливали тех, кто прогуливал школу или ПТУ.

– Внимание, проверка, я прошу всех предъявить документы, – кричал кто-то из нас, когда мы входили в кинотеатр.

– Стоять! Стоять, я сказал! – орал я, несясь по весеннему

Ленинграду за молодым перепуганным пареньком. Подсечка, залом руки, голову назад – задержание произведено быстро и чисто.

– Кто такой? Почему бежал? – допрос был быстрым и коротким.

– Я из ПТУ, – утирал разбитый нос пацан. – У нас практика.

– Почему не на практике?

– У нас вторая смена.

– Тогда зачем бежал-то?

– Испугался…

– Дурак, я ведь мог тебе и руку сломать… Вали отсюда.

Мы проверяли задержанных через центральный адресный стол информационного центра МВД, элементарно получая суточный оперативный пароль.

– Алло, дежурненький, куда едем?

– Киев.

И я "ехал" в Киев, называя этот пароль служащей девушке из ИЦ.

– Добрый день…

– Санек, привет.

– Как ты меня узнала?

– А ты единственный в городе, кто даже в три часа ночи говорит

"Добрый день".

– Для нас и ночь – день добрый. Справочку дашь?

– Тебе я не смогу отказать. Диктуй.

Среди тех, кто дежурил вместе с нами, были и отслужившие в армии, вернувшиеся домой и вгрызшиеся в гранит науки. Их рассказы были солью наших посиделок. Ну как можно было пропустить рассказы Сережи о службе в дивизии Дзержинского в Москве или рассказы Олега о службе в штурмовой бригаде? Мы, салаги, сидели, открыв рот, и не предполагали, что в скором времени многим из нас предстоит надеть кирзовые сапоги.

Родителям мое времяпровождение не нравилось, несмотря на то, что я не пил и не курил, как многие сверстники. Они считали, что еврей и мент могут сидеть только по разные стороны стола, но поделать ничего не могли. Никакие уговоры, никакие объяснения на меня не действовали, и я снова пропадал в ночных рейдах, на тренировках по рукопашному бою и собраниях внештатников, проводимых прямо в отделе и, конечно, у Екатерины, которая часто ночевала в бабушкиной квартире на Мойке.

– Не надо сегодня. Ну, зачем тебе это надо? – обычная защита советской девушки в постели, чувствуя рядом с собой неутомимого мужчину.

– Я люблю тебя.

– Я тебя очень люблю, но, может быть, мы сегодня поспим?

Кто научил женщин этим вопросам, на которые нельзя дать вразумительный ответ? Где был Фрейд, когда утверждали, что в СССР секса нет? Почему молодым людям надо было всего добиваться экспериментальным путем проб и ошибок? На эти ответы зарождающаяся в

Советском Союзе наука психология не спешила дать ответы.

При таком образе жизни было естественно, что в момент выбора летнего трудового лагеря в институте, я выбрал городской оперотряд, куда меня с радостью утвердил не только институтский комитет комсомола, но райком. Призыв