Рота, подъем!

Я не стал отвечать, считая ниже своего достоинства принимать знаки внимания или уважения от валютчика, даже чемпиона Европы. О братьях Васильевых уже многие знали в центре. Они держали под своим контролем всех спекулянтов и валютчиков. Тем более было бессмысленно задерживать человека, который не брал в руки ни от водителей, ни от туристов деньги. Оценить все произошедшее я смог только минут через десять, когда рассказал друзьям о случившемся. Если бы Васильев дотянулся до меня своей левой, то я бы не сидел за столом, а пытался бы подняться с асфальта с помощью врачей скорой помощи.

Невский проспект был местом, притягивающим не только иностранцев и профессиональных валютчиков, но и простых любителей, готовых получить банку пива, жвачку или значок от представителей не советской цивилизации. Молодые люди старались добиться с помощью своего английского или немецкого языков знаков внимания, что называлось милицейским выражением "приставанием к иностранцам".

Старались подходить в подземных переходах, где плотность потока людей увеличивалась и был слив, куда в случае необходимости можно было сбросить валюту. В таком месте мы с моими закадычными друзьями

Сергеем Сергейчуком и Климом, решили задержать двух молодых людей, явно пристававших к иностранцам с целью купить валюту. Прижав обоих к стене и предъявив им удостоверения, мы повели ребят к себе в помещение. Когда один из парней был уже заведен внутрь, второй, скинув с Сергейчука очки на землю, попытался вырваться. Серега схватил его за голову и прижал резко к земле, закрывая противнику рот и нос одновременно. Парень замолотил руками, стараясь избавиться, и Сергейчук схватил нарушителя за растягивающийся свитер. Парень постарался выскочить из свитера, но получил подсечку и рухнул в невысохшую грязную лужу на давно не чинившийся асфальт двора. Я выскочил на улицу и, схватив парня за руку, резко вывернул ее за кисть назад.

– Дернешься, я руку сломаю.

Такое задержание прошло бы на ура, если бы нарушитель не оказался сыном одного из отцов города. "Телега" быстро прикатила в горком комсомола, и меня с Сергейчуков вызвали на ковер к ответственному за оперотряды секретарю комсомольской организации города-героя Ленинграда.

Попасть на ковер мне не довелось. Забежав на пять минут домой, чтобы перекусить, и уже стоя в дверях, я был пойман громкой трелью телефонного звонка.

– С Вами говорит майор Сидоркин. Вы Александр?..

– Он самый, – ничего не подозревая, радостно ответил я.

– Вы студент? Верно?

– Студент.

– У нас начало июля, мы даем студентам отсрочки, а Ваша почему-то не оформлена. Вы можете зайти завтра в военкомат к 9 часам утра?

– Могу, а сколько времени это займет? Мне к 12:00 надо быть в горкоме комсомола.

– Всего полчаса, и Вы свободны.

Вечером я застал дома отходящего ко сну отца:

– Меня завтра в военкомат вызывают…

– Они тебя через три дня в армию заберут.

– В какую армию? У меня оперотряд, вызов в горком комсомола, совещание в райкоме в пятницу…

– В красную армию. Иди спать…

– У меня рейд, – не придал я значение его словам.

Утром в военкомате я уверенно подошел к прапорщику, который стоял при входе. Его внешний вид и знаки отличия демонстрировали, что он тут давно и, чувствуя себя царем, любое обращение будет рассматривать, как индивидуальную просьбу к нему лично, и еще подумает ответить ли. Я решил обратиться к нему на армейский манер:

– Товарищ гвардии прапорщик.

– А?

– Доброе утро, мне к майору Сидоркину. Он мне звонил вчера домой.

Где оформляют отсрочки студентам?

Прапорщик, уловив, что майор звонил лично, указывая пальцем в сторону дальнего окна коридора военкомата, произнес:

– А вон он идет по коридору.

Подходя к майору и пропустив мимо ушей его ругать в отношении парня со сломанной рукой, я вновь обратился, как учили на уроках по

НВП:

– Товарищ майор, Вы мне вчера звонили, я пришел оформить отсрочку. Чего надо сделать?

– Молодец, что пришел. Здоров? Жалоб нет? Пробеги медосмотр, это десять минут, не больше. И ко мне за отсрочкой быстренько.

Минут через сорок, я стоял перед седым капитаном медслужбы, который, зачеркнув мою приписку в ВДВ, заключил:

– Годен. Танковые войска.

И назвал мне номер команды, которая должна была дать мне путеводительный лист дальше.

– Танковые? Я же высокий, товарищ капитан…

Капитан, взглянув не то в графу национальность, не то в только ему известные записи и грубо кинул:

– Высокий? Обрежем!!

Я не стал выяснять, что собирается обрезать капитан и, будучи уверен, что отсрочка не за горами, ретировался в ожидании дальнейшего.

Прождав еще час, мы все, кто пришел, сидели в актовом зале военкомата. Майор и сидящий с ним помощником капитан восседали за столом президиума, покрытым желто-серой с неотстирывающимися пятнами от времени скатертью.

– Сейчас мы будет давать отсрочки. Не всем, не всем. Будут и те, кто пойдут служить в Красную Армию. А, может быть, и не пойдут. Кто не хочет служить в Красной Армии? Поднимите руку. Говорите, не бойтесь, я удовлетворю это желание. Обещаю.

– Я! Я не хочу, – вскочил сияющий паренек.