Рота, подъем!

– Найти! – приказал майор.

– Костин, – в распахнутую дверь вошел быстрым шагом майор

Коновалов, командир батальона.

– Рота, смирно! – голос дневального звенел в пустой казарме.

– Товарищ, майор! – повернулся я к комбату.

– Вольно, вольно, – остановил меня Коновалов. – Костин, твою дивизию, где "секретчик"? Где он шляется? У кого есть право подписи?

Кто может карты получить? Завтра учения офицерского состава, а карты не готовы! Кто из офицеров тут останется с картами?

– Не знаю, – пожал плечами Костин. – Мне домой надо, жена себя чувствует плохо, а завтра еще эти сборы…

– Товарищ майор, – прервал я причитания начштаба, повернувшись к

Коновалову. – Я когда в артиллерийском полку служил, был во взводе птурсистов.

– И что? – не понял майор

– Я подписывал бумаги для "секретки". У меня есть допуск. Мне все равно дежурить, я буду с ребятами. Могу помочь.

– Вот. Пожалуйста, – показал на меня рукой начштаба.

– Тогда дуй с майором Костиным в "секретку", получите секретные карты. Одна нога тут, вторая… тоже тут.

Это был мой первый наряд, когда я не спал всю ночь.

Между питьем кофе в штабе батальона, трепом с Сенедой и Романом, помощью им в склеивании карт и складывании их "гармошкой", я должен был следить, чтобы все оставались в роте, бегать на доклад к дежурному по полку и смотреть за чистотой в казарме. Сенеда и

Родионов, разложив карты на большом ящике с оргстеклом, подсвеченном снизу двумя лампами дневного света, перерисовывали схемы. На картах появлялись пути, стрелки движения, наименования и названия населенных пунктов и мест остановок.

– А что такое "Э.Е."? – спросил я.

– Экземпляр единственный, – ответил Роман слюнявя красный карандаш.

– Но ведь их тут пять штук. Какой же "единственный"? – не понял я.

– Зато у каждого только по одной, – терпеливо, как ученику школы, ответил Родионов.

– Армейская логика, – попытался я продолжить тему.

– Отстань. Если ошибусь, придется переделывать. А ошибаться нам не стоит.

– Дежурный по роте на выход, – услышал я крик дневального и выскочил к дверям. На часах было 5:30 утра. Занятый реальным делом я не заметил, как из-за горы стало подниматься солнце.

– Товарищ майор, – отдал я честь вошедшему комбату. – За время моего дежурства происшествий не случилось. Дежурный по роте младший сержант Ханин.

Комбат выслушал доклад, держа руку у козырька полевой фуражки.

Темно зеленая форма комбата, портупея с кобурой и полевая сумка давали понять, что он пришел не протирать штаны весь день в канцелярии штаба, а собирается учиться тактике на местности.

– Карты готовы? – спросил меня комбат.

– Так точно, – гордо ответил я, как будто только от меня зависел исход учений.

– Молодцы. Все карты?

– Ага. В канцелярии.

– Дежурный по роте на выход, – послышалось у меня за спиной. В проеме стоял майор Костин.

– Чего ты орешь? Рота еще спит, – остановил он пальцем, прижатым к губам, крик дневального и повернулся ко мне. – Карты готовы?

– Готовы, готовы, – ответил за меня Коновалов.

Втроем мы отправились к канцелярии штаба батальона. Сенеда, вставая с кровати, в трусах и майке, растирая шею, не одеваясь, пошел, зевая за нами.

– Молодцы, – удовлетворенно хвалил комбат. – Молодцы.

– Он нам помогал, – кивнул на меня вошедший в штаб одетый, как будто не раздевался, Родионов.

– Помогал? Так ты и карты могЁшь? – сделав ударение на "ё" спросил комбат.

– Немного, – уклончиво ответил я.

– Костин, ты слышал?

– Слышал, СерЁж, слышал, – ответил начштаба. – Давай, давай, опаздываем.

Они вышли из казармы.

– Не спи, замерзнешь, – потянулся, стоя перед окном, Родионов. -

Иди роту поднимай.

Стрелки на часах показывали шесть утра. Я вышел в расположение роты, встал, широко расставив ноги, и заложил руки за ремень, на котором болтался штык-нож, и громко, что было силы, прокричал:

– Рота, подъем!!

– Чего орешь? – послышалось с койки стоящей у стены.

– Рота, подъем!! – повторил я, не снижая тона.

– Воин, отвали к той стороне, – был настойчивый совет кого-то из

"дембелей".

Солдаты начинали вылезать из-под нагретых за ночь телами одеял, одеваться. Кто-то начинал застилать постель, кто-то брел в направлении туалета, сержанты начинали толкать ногами соседние кровати, поднимая крепко спящих.

Начинался новый армейский день.

По семейным обстоятельствам.

Вечером, сдав дежурство по роте, я зашел в канцелярию штаба батальона, где сидели Роман и Виталий занятый каждый своими делами.

За одну ночь наши отношения стали еще более дружескими. Мне было приятно общаться с более старшими, интеллигентными ребятами уже имевшими высшее образование.

– Как дела, служивый? – спросил отоспавшийся днем Роман. – Мне уходить через полгода, может быть займешь место комсомольца батальона?

– Ром, ты учитель, с высшим, кандидат в партию. А я чего?

– Да разве в этом суть? Хочешь, я с замполитом поговорю? У тебя получится.

– Не, не хочу.

– Но ты же был в совете факультета? Сам же мне говорил.

– Ну, был. Но там одно, а тут другое.

– Подумай, я пока кофе сделаю. Принеси водички, пожалуйста.