Рота Шарпа

У них получилось! Получилось! Люди поднимались по лестницам, а Ноулза переполняла такая радость, какой он раньше никогда не чувствовал. Он поднял саблю, липкую от крови, и обернулся к бегущим навстречу врагам: их мушкеты были выставлены вперед, но на лицах читался страх. Что-то странное было в мундирах французов: они не были привычно сине-белыми. Ноулз заметил красный цвет на спине и желтый спереди, но думать об этом было некогда: он уже летел вперед, помня, что Шарп всегда атакует. Сабля отбила байонет в сторону, метнулась вверх и ударила точно в горло. «Легкая рота! Ко мне!» - закричал капитан.

Раздался нестройный мушкетный залп, но он все еще был жив, а людей вокруг становилось все больше. Вражеский офицер отдавал приказы. Немецкий! Так это немцы! Они хороши, даже если и не настолько, как те, что сражаются под командой Веллингтона – но страха нет, только ощущение победы. Ноулз повел людей вниз. Врагов было немного, англичане превосходили их числом и вычищали двор за двором – а каждый примыкавший к стене двор, захваченный людьми Ноулза, был еще одним местом, куда можно без опаски забраться по лестнице, и вскоре парапет был заполнен красными мундирами.

Немцы сражались насмерть. Они защищали каждое окно, каждую лестницу, но у них не было ни единого шанса: замок почти лишился гарнизона, остался лишь поредевший батальон, но этот батальон стоял до последнего. Каждая минута их сопротивления приближала прибытие резервов. Они вопили от боли, падая с парапета прямо на подставленные штыки, но бились, невзирая на потери, до тех пор, пока вся стена не была захвачена.

Ноулза переполняли радость и воодушевление: они одержали победу там, где никто в это не верил, взобрались по скале и взяли замок! Он хлопал людей по плечам, обнимал их, смеялся, забыв былые обиды – им удалось! И не имело никакого значения, что сам замок, огромное здание с бесчисленным количеством помещений, замысловатыми коридорами и темными дворами, еще предстояло захватить – главное, что теперь их победу никому не украсть. Британцы захватили самую высокую точку города, откуда можно пробиваться вниз, на улицы, к главной бреши – и Ноулз знал, что первым доберется до Терезы, что увидит в ночной тьме благодарность на лице Шарпа. Он сделал это! Нет – они, они сделали это! И победный крик британцев впервые огласил Бадахос.

Впрочем, в брешах этого крика не услышали: замок был так далеко. Всаднику пришлось бы потратить не одну минуту, чтобы сделать крюк в милю и обогнуть озеро, а ведь донесение еще даже не было отослано. Пиктон ждал. Он слышал, как колокол пробил одиннадцать, когда его замечательные ребята лезли через парапет, и теперь прислушивался к звукам боя, пытаясь понять, победили они или пали порубленными на куски в одном из замковых дворов. Наконец он услышал крики, привстал в стременах и радостно взревел, обернувшись к адъютанту: «Гони, парень, гони!», затем повернулся к штаб-офицеру, от души похлопав того по спине: «Мы доказали, что он не прав! Черт его побери, мы сделали это!» На губах его играла ухмылка: Пиктон предвкушал реакцию Веллингтона.

Чтобы победить в бреши, человеку нужна ярость, чистая и горячая, но может помочь и идея, даже самая простая. У Шарпа была даже не идея, а беспочвенная надежда, вполне заслуживающая имени «Отчаянная» - но больше не было ничего, поэтому он снова и снова изучал равелин, так приветливо расположившийся у подножия третьей бреши. Пересекая его поперек, не было ни шанса избежать картечи: любой, кто пытался это сделать, тут же превращался под ураганным огнем в ничтожный кусок мяса. Но третья брешь была самой новой, и у французов не было времени снабдить ее ловушками: Шарп видел, что даже chevaux de frise здесь был короче и перекрывал не весь проход: по правой стороне оставалось пространство, куда вполне можно протиснуться втроем. Понять бы только, как туда добраться: ров по-прежнему был непроходим, ярость огня не пошла на убыль, оставался только путь через равелин. Нужно взобраться на него, пересечь и спрыгнуть в ров, причем сделать это, не обращая внимания на пламя, как можно ближе к углу ромба, где его стороны сходятся: так путь будет короче, а французы не успеют среагировать и толком прицелиться.